Владимир Зенкин - Город Зга

Невесомый бездельный полёт… иссякающий… Опять — новый вираж, пульсивная тяжесть. Вновь бесовый огонь — возжеланье друг друга… Вновь падение — дух захват — в новую алчную работу двух ненасытных тел, двух бесправедных душ…

Мы опомнились, когда уже вовсю рассветало и ярко белело небо между вершинами деревьев. Тщательно приведя себя в порядок, мы направились через заросли кустарника на опушку. Раздвинув кусты, мы увидели палатку, Пенька, сонно клевавшего носом у потухшего костра. Лёнчик, по-видимому, ещё спал, слава Богу. Новый день мирно начинался. Что он нам принесёт?

Мы поднялись на насыпь из свежей земли и заглянули в ров. Внизу, на глубине около метра поблёскивала влажная тёмная глина. Ров, по всему, был выкопан совсем недавно небольшим экскаватором — на стенах были видны следы от зубьев ковша. Причём, копался он очень небрежно, неумело, получился неровным, и выкинутая земля была рассыпана, как попало.

Ров начинался невдалеке от мощного ветвистого дуба, росшего рядом с обочиной. Дорога, по которой мы намеревались войти в город, была перерыта, содранный асфальт валялся бессмысленными серыми ломтями. С другой обочины ров уходил за зелёный взгорок, закрывающий горизонт и пропадал с глаз. Может быть, он назначен был охватить весь город в кольцо? Зачем? За рвом продолжалась дорога и вдали переходила в городскую улицу.

— Серьёзные люди поживают в Зге, — заметил Пенёк, — Проводят какой-нибудь газопровод? Или готовятся к нашествию печенегов?

— Для печенегов эта канава маловата, — рассудил я, — конь её запросто перескочит. А вот машина — не пройдёт.

— Какие же тут машины? — удивилась Вела, — Кроме, разве что, автобусов-привидений.

— Наверное, есть там и машины и экскаваторы, — вздохнул я, — Но такое впечатленье, что душевную встречу нам там никто не готовит.

— И доблестных защитников Зги что-то не видать, — добавил Пенёк.

Мы спустились по обочине, обошли нелепый ров слева и поравнялись с зелёным гигантом — дубом.

Мы узнали этого красавца. «Страж дороги», как мысленно называл я его ещё двадцать лет назад. Сколько ему было лет — двести, триста — кто ведает? Он был, наверняка, старше всех деревьев, а значит и всего живого в городе. Многим згинцам он был знаком, любой проезжающий-проходящий по этой дороге не мог не обратить на него внимания. «Страж» провожал и встречал всех путников в начале и в конце их пути. Теперь он поджидал нас и, быть может, каким-то особым растительным зрением нас разглядывал, вспоминал, кто мы такие.

Мы подошли к дубу поближе — нельзя было пройти мимо, не выразив ему почтения.

Мы уже привыкли за эти дни к сверхвозможной, напряженной пышности здешних растений. Дуб не был расточителен, напряжен и показен. Он был собою, его сила и мощь была его собственной спокойной мощью и силой. Коренастый ствол в два обхвата, властный размах нижних ветвей-кряжей — кто когда смел мешать им расти, как вздумается? — взнесённые высоко и свободно вершинные ветви — какой такой ветер, шторм, ураган способен им всерьёз угрожать? Резная листва без числа, без просвета. Россыпи тугих желудей в траве под деревом.

Полюбовавшись зелёным гигантом, мы, было, тронулись дальше. Один Пенёк остался стоять в прежней позе напряженного внимания. Занятый некой мыслью, адресованной дереву. Или мыслью дерева к нему.

— Эй, — усмехнулся я, — Понимаю, что приятно пообщаться с родственником. Но ты же, кажется, не от дуба произошёл. Кроме того…

— Тихо! — оборвал меня Пенёк, не меняя позы.

Мы терпеливо подождали минуту — другую.

— Нет, — огорчённо вздохнул Пенёк, — не получается. Смутно всё. Может быть… Ты не хочешь составить компанию? А что? Сверху осмотрим окрестности. Сориентируемся. Где он, этот чёртов комплекс? Как лучше туда добраться?

— Да, вроде, и так понятно. В своём-то городе не заблудимся.

— Он хочет помочь нам, — посуровел Пенёк, — Он знает то, чего мы не знаем.

— Ладно. Полезли.

Мы всё вернулись под крону дуба. Вела, расположилась на рюкзаках, брошенных на траву. Мы с Пеньком подошли к стволу, закинули верёвку на нижнюю ветку, чтоб подтянуться к ней.

— А я? — воскликнул Лёнчик.

Я хотел Лёнчика оставить с Велой внизу, но, взглянув на его обиженное лицо, понял: лишить пацана этой исконной обезьяньей радости — слишком жестко. Вопросительно взглянул на Велу.

— Пусть лезет, — махнула она рукой, — Осторожней только.

— Мы скоро, — пообещал я.

Я помог Лёнчику взобраться на нижнюю ветку, сам подтянулся следом. Сверху послышался удивлённый голос Пенька.

— Зан-нятно! Кто-то до нас здесь уже неплохо устроился. Мнэ-э. Одноместный спальный номер с видом на город.

Мы увидели то, что с земли от нас загораживала густая листва. Деревянный щит, похожий на дверную створку от какого-то сарая. Точно — это и была дощатая, плохо оструганная дверь с ржавой ручкой-скобою, с ржавыми следами от петель. Дверь была притянута к веткам кусками проволоки, продетыми в щели меж досками, и держалась вполне основательно, так, что на ней можно было лежать, сидеть без большого риска свалиться вниз. Судя по тряпке, свёрнутой в комок, выполняющей, очевидно, роль подушки, на двери и лежали, и спали, и сидели. Кто-то не поленился втащить её сюда и соорудить себе гнездо-укрытие. От кого-то прятался неведомый обитатель дуба. Кто он? Где он сейчас?

Я развернул тряпичный ком — это оказалась куртка из серого плотного материала, ещё вполне новая и свежая. Я пошарил по карманам в надежде найти что-нибудь, указующее на хозяина. Обнаружил лишь смятую коробку спичек, да маленький сильно затупленный карандаш.

Карандаш был затуплен о дерево. На дверном щите была нарисована какая-то схема. Два круга, один, в другом. Внутренний — жирный, корявый, в середине его — маленькие зачернённые фигуры: кружок, квадратик и треугольник. Внешний круг — более тонкая, нервная какая-то линия. И от внешнего круга в середину устремлены несколько стрелок, очёркнутых с особым нажимом, с особой решимостью и, как показалось мне, злостью.

— Что-нибудь понимаешь? — обратился я к Пеньку, тоже разглядывающему рисунок.

— Мнэ-э. Рисовал человек неглупый, но вспыльчивый. Возможно, слегка не в себе. Возможно — и не слегка… Схема? Что-нибудь, вроде плана военных действий. Направление удара — стрелки. В круге — зна ки, объекты действий, закрашены в чёрное… чёрное — плохое. Человек настраивал, готовил себя… к чему? К бою? С чем? Может быть, с тем, что там? он кивнул в сторону города.

— Да. Человек жил здесь. И, видимо, немалое время. Прятался от кого-то или чего-то. Почему на дереве?