Сергей Дубянский - Арысь-поле

Собственно, Вадим услышал то, что и хотел, хотя сам думал совсем не о модельном бизнесе, а о том, что сниться эти зеленые глаза будут ему непременно, отравляя жизнь своей тайной. Значит, тайну надо раскрыть.

— Предлагаю вариант номер два, — заключил он.

— Вариант номер один ты категорически не приемлешь?

— Просто пока не вижу смысла лезть на рожон.

— Ладно, — Слава махнул рукой, — значит, будем стоять на номерах и ждать зверя, — он облизнул жирную от тушенки ложку и положил на траву, — минералка, чай, пиво?..

— А чай откуда?

— Из термоса, — Слава засмеялся, — жена всегда говорила, что я практичный мужик.

— Тогда давай чайку.

Слава принес из машины термос, захватив заодно чехол с удочками, и бросил его рядом с Вадимом.

— Это тебе развлекалка, пока я за хлебом сгоняю. Давай палатку ставить.

Когда чай был выпит, а палатка ярким оранжевым пятном красовалась на фоне зеленых прибрежных зарослей, Слава посмотрел на часы.

— Боюсь, позже хлеба я уже не найду. Надо съездить.

— По-моему, ты его и сейчас не найдешь, — Вадим лениво растянулся на покрывале, — их магазин, небось, работает до двенадцати, как во всех деревнях. Может, сегодня обойдемся?

— Я успею, — Слава залез в палатку, долго копался там и наконец появился в джинсах и кроссовках на босу ногу, — у нас осталось два куска, и те черствые.

— Как хочешь, — закрыв глаза, Вадим блаженно раскинул руки, — только возвращайся не так, как прошлый раз.

Слава не ответил, зато Вадим слышал, как завелся двигатель, и хотя шум его стал удаляться, даже не повернулся, чтоб проводить машину взглядом. Было безумно приятно просто лежать, слушая, как плещется вода, и знать, что в нее можно немедленно окунуться. Все ночные злоключения сразу превратились в кошмарный сон, который никогда не может повториться (если, конечно, не забивать голову всякой ерундой).

Выбравшись на асфальт, Слава втопил газ. Он так и остался при своем мнении, что разговор с волхвом принесет больше пользы, чем бесконечное ожидание чего-то, чему, даже столкнувшись лицом к лицу, они все равно не смогут дать достойного объяснения. Поэтому хлеб являлся предлогом, а в бумажнике лежала фотография, и путь его лежал в Волховку. Правда, на минуту он все-таки остановился у магазина; бросил на сиденье хрустящую легкую буханку, совсем не похожую на городской хлеб, и только потом свернул на знакомый луг. Теперь он ехал уверенно, потому что вчерашняя колея отчетливо виднелась среди не успевшей подняться травы.

У дома волхва ничего не изменилось — та же тишина и небо такое же ослепительно голубое, только солнце светило в спину, уже перекатившись через зенит. Слава задумался. Возникшее чувство нельзя было назвать неуверенностью, а, тем более, страхом — скорее, это было ощущение собственной малости. Как в детстве, когда он первый раз попал в Ленинград, и стоя перед Зимним дворцом, думал не о том, что кто-то, вообще, мог жить в этом огромном и прекрасном доме, а — как велик, по своей сути, должен быть человек, позволивший себе жить в нем.

…Совершенно необъяснимая ассоциация, — решил Слава, глядя на аккуратный забор, скрывавший простой деревянный дом. Дальше мысль не пошла, и он выпрыгнув из машины, шагнул в не закрывающиеся «ворота» так же осторожно, как когда-то входил в Эрмитаж, робко наступая на видавшие виды каменные ступени. Дверь в сарай, где прошлый раз мычала корова, оказалась заперта массивным засовом. Слава постоял несколько минут, но ничего не дождался и двинулся к дому.

Поднявшись на крыльцо, постучал. За дверью послышался легкий шорох, но дверь не открылась. Внутренне он понимал, что собирается поступить не просто безрассудно, а даже противоправно, но удержаться не мог — словно какая-то зловредная сила толкала его под локоть, при этом ехидно посмеиваясь. Он толкнул незапертую дверь и замер — изнутри донеслось сначала слабое, потом все нарастающее шипение, и в следующее мгновение он увидел ужика, который вдруг начал раздуваться, увеличиваясь в размерах. Его лапы становились толще и круглее, а и без того безобразную морду перекашивало в разные стороны, как героя диснеевского мультика; ужик рос, превращаясь из отвратительной игрушки в ужасного зверя, и с его кривых желтых зубов — острых, как шипы акации, капала слюна, а мясистый серый язык, совершенно непохожий на змеиный, тем не менее, периодически высовывался и прятался обратно. Глаза без век, не мигая, смотрели на незваного гостя, и выпучиваясь все сильнее, обнажали белки с тонкой паутиной лопнувших капилляров (судя по ним, кровь была не красной, а какой-то зеленоватой); длинные когти скребли по полу, словно животное готовилось к прыжку.

Славе хватило секунды, чтоб захлопнуть дверь и скатившись с крыльца, отбежать на несколько шагов. Что это был за фокус, он не понял, но в том, что это, именно, фокус, сомневаться не приходилось, ведь с живыми существами не могли происходить подобные превращения.

Он оглянулся на каменных истуканов, не случилась ли и с ними какая-нибудь метаморфоза, но, слава богу, камни оставались такими же мертвыми, как и раньше. Отдышался, и сердце вошло в обычный ритм. …И что это было?.. У него что, при открывании двери включается насос, надувающий эту штуковину через трубочку?.. Слава прекрасно понимал наивность подобной механистической теории, ведь ужик, по любому, существо живое, питающееся молоком, но как поверить, что оно может существовать в природе? …А Арысь-поле может существовать?..

В это время сзади послышался посторонний звук. Слава обернулся, и спина мгновенно взмокла, руки дрогнули, потому что перед ним стоял хозяин дома, пристально разглядывая незваного гостя. Успокаивала только мысль, что, кем бы не являлся волхв по своей сущности, он все равно человек, а, значит, с ним можно разговаривать нормальным языком и, по крайней мере, не боясь, что тот начнет превращаться в зверя.

— Здравствуйте, — Слава виновато кашлянул, — вы извините, но ворота у вас не запираются.

— А их незачем запирать, — волхв улыбнулся, — здесь все вещи знают свое предназначенье, и против их воли ничего сделать невозможно. Так зачем ты пожаловал?

— Я-то?.. — Слава сам удивился, насколько робко звучал его голос, — я хотел только узнать кое-что… для меня это важно…

— Хорошо, идем.

Слава дождался, пока волхв войдет первым, и поскольку реакции на распухшего ужика не последовало, тоже вошел. Ужика в комнате не было — наверное, он принял свой обычный вид и спрятался в углу, ожидая заслуженной миски с молоком.

— И что ты хотел узнать? — волхв присел за стол.

— Что вы делали ночью на Чугайновском хуторе?

На лице волхва не проявилось даже удивление от такой странной информированности.