Евгений Касьяненко - Особая зона

Диктатор вдруг заторопился, вспомнив, что ему ещё надо побывать на другой свадьбе – молодёжной, правда, добавил, что там народ раньше двенадцати с танцев не разойдется.

– Обождите, обождите. Только один вопрос. Допустим, человек – физик по специальности, но ещё и астроном-любитель, хобби у него такое. И ему забожилось приобрести телескоп за миллион рублей. Тогда что?

Лев Тигранович пожал плечами:

– А чего же здесь сложного? Если телескоп нужен школе, то рассмотрим вопрос на Совете и купим телескоп, а любителя обяжем вести астрономию в школе на общественных началах. Если же нет, то снимем эту сумму с его страховочного выходного пособия. У всех коммунаров есть страховка, если обстоятельства заставляют кого-то покинуть остров.

– А если не телескоп, а автомобиль?

– Автомобили на острове запрещены. Куда ездить? Только два грузовичка-«хозяйки» и один автомобиль в школе. Если охота баранку покрутить, пусть учит детей в школе вождению. Хотя там тоже очередь из желающих поработать на общественных началах. Ты не поверишь – у нас очереди даже на уборку улиц от мусора выстраиваются, – он рассмеялся. – Чертовы сачки, от научной работы отлынивают! А если серьезно, то у нас реализована мечта дедушки Ленина о том, что каждый труд почетен. Даже если ты сегодня не разрабатываешь большую интегральную микросхему, а метешь улицы или вычищаешь птичник от помета.

– Я уже сегодня мёл улицу. Правда, перед собственной свадьбой.

– Вот видишь, уже начал приобщаться. Однако, мне пора бежать к молодёжи.

…Ночью я заснул, в обнимку с Варей, совершенно счастливым человеком, каким уже не был много лет.

Таким же счастливым я проснулся, вспомнив события вчерашнего дня. Потискав шутливо отбрыкивавшуюся Варвару, заторопился на работу. Я ожидал, что помещение для редакции и минитипографии отведут в производственном корпусе, но оказалось, что ему нашли место в особняке Совета коммуны.

– Сам же вчера признал, что на производстве тебе делать нечего. – Сказал диктатор, когда я зашёл к нему в кабинет. – Давай поступим кардинально. Я доложу в Совмин, что мы затеяли выпуск многотиражки, но она вообще не будет касаться каких-либо вопросов основной производственной деятельности коммуны. Табу. Чтобы и они, и мы спали спокойно. А то ещё пришлют какого-нибудь бездельника-цензора.

– Лады.

Мы с диктатором пошли в Совет. Минитипография, по сути, оказалась цветным принтером большой производительности и на большой формат, Она была способна завалить своей продукцией небольшой город, не то, что маленький посёлок. Все её обслуживание сводилось к пополнению емкостей для бумаги и цветного порошка-тонера. Мы договорились, что тираж газеты составит всего 300 экземпляров.

– Если сделать тираж больше, то в день выхода газеты вся работа в коммуне остановится на пару часов. Знаю я наших людей. Пусть читают по очереди. А ещё лучше раздавать в этот день газету вечером, перед окончанием рабочего дня, в столовой. Пусть знакомятся с ней за ужином или дома. Так и поступим. Есть ещё вопросы?

– Только один: графоманы.

– ???

– Дело в том, что якобы «цензор» нужен мне самому. Графоманы есть везде, и среди талантливых учёных тоже. Не сомневаюсь, что меня завалят самодельными стихами, рассказами, маниловскими проектами и прочей посредственной ерундой. Одному мне от графоманов не избавиться. Придётся сказать, что материалы в газету согласовываются с руководством коммуны и…футболить их к вам.

– Это жестоко, – рассмеялся диктатор, – но ничего, справлюсь. Я кровожадный.

Он ушёл, а я сел за свой стол и стал стучать по клавишам компьютера. Редакторский «комп» оказался замечательным – современная машина с большим вертикальным монитором. Безусловно, ее приобрели в комплекте с минитипографией. Это именно то, что нужно для выпуска небольшой многотиражки. Рядом лежали на столе сканер и профессиональный фотоаппарат-зеркалка. Похоже, в коммуне денег на технику не жалеют. У меня было все, чтобы делать маленькую газету, причем, высшего качества. Остальное зависело только от меня самого.

Тематику первого номера я уже набросал в голове, пока шёл в центр. Но сначала накатал сам план, чтобы ничего не забыть.

«1. Если бы Диктатором (членом Верховного Совета) был я…».

Под этой рубрикой предполагалось печатать материалы, где бы обсуждались вопросы и предложения по совершенствованию работы коммуны. Безусловно, это важнейшая тема и она как нельзя лучше соответствует основе основ того, что здесь происходит. Чем больше людей будет вовлечено в процесс управления коммуной, тем быстрее она станет развиваться.

«2. А, между прочим…» Так нейтрально я окрестил тему, под которой бы печатались ядовитые заметки о «пережитках капиталистического прошлого» в коммуне. Я не сомневался, что из окружающего внешнего мира коммуна механически перетащила в свой небольшой мирок тысячи вещей, которые просто абсурдны для бесклассового общества. Причём, они действуют как бы по инерции, но при ближайшем рассмотрении должны вызывать смех.

Дальше пошли стандартные рубрики:

«3. Новости коммуны».

«4. Наши достижения».

«5. Творчество коммунаров» и прочие газетные банальности, на которых я основательно набил руку за десятилетия журналистской работы.

Написав план, в котором оказалось десяток пунктов, я заскучал, потому что понял: по существу мне писать пока не о чем, о жизни коммуны я ещё ничего не знаю. Нужно сначала поговорить с людьми. С кем же? Тут я вспомнил, что на островке, как и вчера, должен дежурить кто-то их членов Верховного Совета коммуны. В беседке никого не было, и я пошёл по кабинетам. В третьей от меня по коридору комнате под большим портретом человека, изображенного в монашеском одеянии, сидел молодой парень и был занят смешным делом: ставил на край стола спичечный коробок и щелчком большого пальца подбрасывал его вверх.

– Надо щелкнуть по уголку коробка, тогда и станет он на попа, – подсказал я.

– А вам откуда знать?

– Валяли дурака в институте.

Парень не обиделся на мой намёк, напротив, ехидно сказал:

– Если бы и я учился на дневном отделении, то тоже бы научился валять дурака. Но я окончил заочно техникум коммунального хозяйства. Так, говорите, на уголок?

Он ловко щелкнул по коробку, с первого раза поставив его на попа.

– Вы везучий.

– Талантливый, – поправил меня парень.

– Это на стене кто висит? Наверное, Кампанелла?

– Он самый. Томмазо, то есть Фома, Кампанелла. Монах-бенедиктинец, просидевший 27 лет в испанской тюрьме. Автор «Города Солнца». Родился 5 сентября 1568 года в Калабрии, Италия, умер 21 мая 1639 года в Париже.

Парень, видимо, заслуженно гордился своей памятью.