Ярослав Питерский - Ленин жЫв

А тот довольный продолжал, словно озарился своим успехом в закручивании и запутывании этого разговора, его смысла, его сущности. Он рассмеялся и радостно заявил:

– А это нужно мне.

– Вам?!

– Да, да, уважаемый. Да! Я хотел посмотреть, как человек, которому суждено вот так просто – стать вечным, первым вечным на земле, умудряется ссать в вазу!

Кирилл ничего не ответил, он вздохнул и пожал плечами. Он вдруг испугался.

«А что если этот вот Правитель просто сумасшедший?! Мало ли в России у руля страны стояло сумасшедших? Тот же Павел Первый или вон Сталин?» – подумал Кирилл и непроизвольно сжался в кресле.

– Нет, мой друг, я не сумасшедший.

– Да, но…

– Нет, нет, Вы так подумали, я увидел это по Вашим глазам. Очень интересно. А Вы занимательный человек и мне нравитесь. Я думал, Вы гораздо противнее и скучнее. Но как вижу, нам с Вами скучно не будет.

Кирилл вновь тяжело вздохнул и робко покосился на мужчину в свитере.

– Кстати, пока мы не перешли непосредственно к делам, я Вам открою эту тайну. Про фотоаппарат и Ваш конфуз с вазой. Вы знаете такого знаменитого художника Сальвадора Дали?

– Угу… кто ж его не знает.

– Ну, Вы не торопитесь. Большая часть граждан нашей республики, а именно процентов девяносто девять, точно не знает, кто такой Сальвадор Дали. Но, да хрен с ними. А Вы, Вы, слава Богу, знаете. Так вот, господин Дали был шутником. Причём очень умным шутником! Он, как известно, симпатизировал Франко и Гитлеру в противовес, так сказать, поклоннику коммунистов и сопернику в творчестве Пикассо. За это долгое время господина Дали никак не вспоминали в России, в Советской России. Но то, что он был талантом, гением эпатажа, знали и восхищались даже коммунисты. Конечно, восхищались тайно. И вот однажды, когда Испания и Россия ещё даже не имели нормальных дипломатических отношений, в Испанию приехал великий советский композитор Хачатурян. Ну, вы знаете его танец с саблями. Так вот, этот Хачатурян захотел встретиться с Дали. Ему разрешили. И он приехал к Дали в его родной Фегейрос. И что же?

– Что? – насторожился Кирилл.

– А то, что Дали с Хачатуряном поступил так же, как я с Вами.

– Как? – обомлел Кирилл.

– Так же продержал его три часа взаперти и заставил нассать в вазу! Или в горшок, не помню!

– Зачем? – Лучинский не мог понять, в чём смысл этой истории.

– Да затем, что его, Хачатуряна, также сняли на фотоаппарат, а потом его снимок появился в испанских газетах, с подписью: вот так известный советский композитор ждёт великого испанского художника! Был скандал. Хачатурян потом долго отмывался на Родине.

– Не понял, я не понял, в чём смысл? Ну, с Хачатуряном понятно, там вроде идеология была. А тут? Я-то зачем вам в таком виде?

Мужчина вздохнул, он, загадочно посмотрев куда-то вдаль, нехотя ответил:

– Так, на всякий случай. Вы же гений. Но гений жизни, так сказать. Вы первый на земле, первый в истории человечества человек, реальный живой человек, который сам без каких-то там препаратов и инъекций просто не стареет. Вы вечный!

– Ну, это Вы слишком, да что там, я же просто выпил этот чёртов бальзам… – засмущался Кирилл.

Он почувствовал в словах этого могущественного человека зависть. А зависть сильных мира сего – опасна. Ой как опасна!

– Не смущайтесь! Вы пока загадка, которую я хочу разгадать. Пока нет подтверждения, формулы подтверждения того препарата, который Вас сделал таким, вы считаетесь гением жизни! Просто вечным! Вы как гений тоже, простите, опасны! И чтобы даже гений не думал, что он всемогущий, его нужно держать на крючке. И я вот так буду держать Вас на крючке…

Кирилл молчал. Он не понимал, о чём говорит этот человек, куда заводят его мысли, его желания? Куда он стремится? Но Лучинский понял одно: ему надо бояться, очень бояться после этой чёртовой вазы. Ваза… ваза – лишь сигнал. Дурацкий и нелепый сигнал.

– Неужели Вы ничего не хотите у меня спросить? Ничего не хотите мне сказать? – обиделся мужчина.

Кирилл вздохнул, отвёл взгляд в сторону и сбивчиво ответил:

– Нет, почему же… я хочу, но не знаю… простите, я не знаю… я даже не знаю, кто Вы… как Вас звать… как мне можно Вас называть?

Мужчина улыбнулся, Кириллу показалось, что ему понравился его вопрос. Незнакомец хмыкнул, покачал головой и ответил:

– Ну, это самое простое. Это даже проще, чем я думал. То, что Вы догадались, кто я, я вижу. И чувствую по-вашему поведению. И мне нравится, что Вы себя вот так ведёте. Но тем не менее я отвечу. Да, я занимаю должность Верховного Правителя нашей республики. Верховный Правитель – это высшее звание, которое существует тут у нас. Но за званием, конечно, как Вы поняли, и ответственность – это высшая ответственность перед всеми и вами в том числе! Чтобы Вы могли нормально жить и существовать! Вот так. Как меня зовут?! Вы знаете, Вас немного удивит, но у нас тут уже приняты некие правила, которые мы соблюдаем. Человек, который занимает такую вот высокую должность, не должен, простите за каламбур, иметь имени. Вот так.

– Как это? – испугался Кирилл.

Он вдруг вновь подумал о вменяемости этого человека.

– Ну, вот так. Так, Кирилл. Вы можете иметь имя. А я нет. Я просто Верховный Правитель. И всё. Но вы ввиду исключительного своего положения о том, что я вам говорил, Вы можете меня называть товарищ Правитель, или просто Правитель. Вот и всё.

– Извините. Но мне тут не все понятно…

– Что ж тут непонятного?

– А как Вас… в семье зовут? Жена вот и дети? Неужели они тоже… – Кирилл испугался своей смелости, но почему-то он не смог заставить себя замолчать и не спрашивать эту дерзость.

Правитель хмыкнул. Он встал и, вздохнув, размялся, сделав несколько движений, согнув руки в локтях и упорно разрывая грудную клетку, подергал ими назад.

– У меня нет детей. Нет и всё…

– Простите… – Кирилл понял, что переборщил, и настроение у Верховного явно испортилось.

Но он ошибся и с удивлением увидел, что Правитель сел вновь на кресло и, улыбнувшись, довольно приветливо сказал:

– А что тут плохого. Я теперь вот не убиваюсь за их судьбу… И вообще, чтобы Вы, Кирилл, понимали. У нас всё проще, чем у вас, и в тоже время рациональней. Ну сами посудите?! Ну разве хорошо, если бы мои подчинённые звали меня, ну допустим – Сергей Сергеевич? Или какой-нибудь Владимир Каземирович? Они просто зовут меня Верховный Правитель, товарищ Верховный или товарищ Правитель. Просто и честно. И никакого панибратства. Были бы фавориты – звали бы меня по имени-отчеству, а те, кто в опале, что им по-формальному? Нет, для всех всё одинаково. Вам ясно?!

Кирилл скукожился. Ему стало всё ясно и от этого ещё страшнее. Он как-то сжал плечи и, опустив голову, тихо сказал:

– Ясно всё, товарищ Правитель…