Скотт Вестерфельд - Корабль для уничтожения миров

Бассириц наблюдал за происходящим со странным, немного испуганным выражением лица. Но при этом он был явно доволен, словно ему только что удалось прихлопнуть здоровенное ядовитое насекомое.

— Отключить аудиолинию от этой камеры, — распорядился Зай, повернувшись лицом к стене. — Впредь более никаких контактов с пленницей.

— Сэр? — удивилась Хоббс.

— Вероятно, ей действительно известны имперские тайны, Хоббс. И мы обязаны охранять эти тайны.

Хоббс протянула руку и прикоснулась к шее рикса, чтобы прощупать пульс.

— У них нет сердца, Хоббс, — заметил Зай. — По крайней мере такого, которое бьется.

Старший помощник кивнула. Кожа у рикса на ощупь оказалась комнатной температуры, и Хоббс вспомнила, что боевики-риксы обычно холоднокровны — чтобы их нельзя было заметить с помощью термальных датчиков.

Как мало в ней было человеческого!

— Уходим отсюда, — негромко распорядился Зай. Хоббс встала и отошла к двери.

Рикс шевельнулась, медленно повернула голову.

— Подождите, — прохрипела она.

— Заклинаю тебя, женщина, молчи! — умоляюще воскликнул Зай.

Херд покачала головой.

— Не тайна. Вопрос.

Капитан Зай оглянулся, посмотрел на Хоббс. Он на мгновение растерялся. Посвященная лежала на полу, обхватив голову руками. Она, похоже, ничего не слышала. А Бассириц стоял наготове с собственным пультом.

Старший помощник вернулась и снова опустилась на колени возле пленницы.

— В чем дело, Херд?

Рикс несколько раз вдохнула и выдохнула, потом облизнула губы. Наконец она с явной болью произнесла свой вопрос:

— Это правда, что Рана Хартер снова жива? — Рикс явно была смущена. Казалось, она заговорила о том, что давно скрывала. Помолчав, она сбивчиво добавила: — Я должна... увидеть... Рану Хартер.

Зай покачал головой.

— Почтенную Сестру нельзя беспокоить. Это никому не позволено.

Пленница кивнула.

— Но она жива.

Хоббс вдруг ощутила странное сочувствие к риксу. А у капитана выбора не было. Приказ Императора не оставлял никаких сомнений: даже остальным почтенным мертвым не позволялось разговаривать с Раной Хартер. В комнатке, смежной с ее каютой, разместилась адепт из Политического Аппарата, по рангу — самый главный аппаратчик на борту «Рыси».

— Он убьет ее, — проговорила Херд.

— Кто убьет? — спросила Хоббс.

— Император, — тихо ответила пленница. — Ваш Император боится, что она знает тайну. Но она не знает.

— Рикс, — сказал капитан Зай, — ни слова о тайнах.

— Позвольте мне увидеть ее, — умоляюще произнесла пленница и попыталась подняться с пола.

Но эта попытка оказалась слишком непосильной, и рикс опустила голову на пол.

— У меня есть четкий приказ, — сказал Зай. — Никого не подпускать к Ране Хартер.

Он отвернулся от пленницы и выбрался из камеры. Хоббс еще несколько секунд смотрела на инопланетянку. Она искала в ее глазах правдивость — ведь в глазах обычного человека непременно должна была отразиться правда. Но нет, лицо рикса снова стало жестким, отстраненным. Она снова превратилась в какое-то существо, не имеющее отношения к млекопитающим, — твердое и упрямое, как черепаха.

Хоббс дала знак Бассирицу, чтобы тот помог Посвященной выйти из камеры. Но что так повлияло на старуху-политика? Хоббс знала о том, что хула на Императора для наиболее круто «обработанных» членов Аппарата болезненна, что это больно даже для выходцев из «серых» семейств — таких, как капитан Зай, и все же она ни разу в жизни не видела, чтобы из-за каких-то слов человек вдруг рухнул на колени.

Хоббс вышла из камеры следом за Заем. Она гадала, как быть. Дверь камеры крепко-накрепко заперли, и стена стала совершенно гладкой, непроницаемой, как камень.

По пути к командному отсеку Зай вдруг сказал:

— Рана Хартер.

— Сэр?

— Я насчет приказа содержать ее в изоляции. На самом деле я такого приказа в глаза не видел. Чтобы почтенную мертвую держали как пленницу — это очень странно.

Когда Зай произносил эти слова, голос у него дрожал. Хоббс знала, что воскрешение Хартер, с точки зрения традиции, вызывало, мягко говоря, большие сомнения. Порой политики применяли симбиант из тактических соображений — чтобы допросить изменника или вернуть к жизни представителя местной власти, убитого повстанцами. Между тем официально считалось, что все воскрешенные мертвые почтенны. И поэтому, вероятно, ваданскую душу Зая ранило сознание того, что на его корабле воскрешенная мертвая содержится под арестом.

— Похоже, есть какие-то секреты, которые от нас скрывают, а, Хоббс?

— Почти наверняка есть, сэр, — отозвалась она. Он вдруг резко остановился и развернулся к ней.

— А вы как думаете, нужно ли нам оружие против Императора, Хоббс?

Она понимала, что любой ответ, кроме строго отрицательного, прозвучит как измена, но солгать не смогла.

— Не знаю, сэр.

Она полуприкрыла глаза и напряглась как ребенок, который ожидает, что ему сейчас влепят подзатыльник.

Но капитан Зай сказал:

— Вот и я не знаю, Хоббс. Вот и я не знаю.

С этими словами он отвернулся, и они вошли в командный отсек.

Сад изменился.

Вдоль дорожки, ведущей к центру сада, по-прежнему возвышались песчаные барханы, но скорпионов на них теперь не было, их заменили пустынные цветы. Множество фонтанов, как прежде, замысловато играли струями воды. Источники «прелестной» гравитации заставляли воду причудливо изгибаться, и вдобавок сегодня фонтаны фосфоресцировали и капли походили на искорки фейерверков. Те несимпатичные лианы, которые так не понравились Наре в прошлый раз, исчезли. Теперь вдоль вьющейся по спирали дорожки стояли ряды тюльпанов. Лиловые и черные, их лепестки были расчерчены тонкими красными полосками. Причиной появления этих полосок, насколько помнила Рана, явился какой-то вирус.

Но тюльпаны все равно были необыкновенно хороши.

Сенатор Оксам шла по дорожке и гадала, не переустраивается ли в Императорском саду абсолютно все каждую неделю. А может быть, эти перемены в сторону большей легкости и нежности явились реакцией на войну и были призваны исцелять монарха от его тревог. По крайней мере, самой Наре короткая прогулка по саду на этот раз показалась не такой пугающей.

Оксам покачала головой, осознав, что на ее собственное настроение на самом деле никак не повлияли ни прекрасные цветы, ни искрящаяся вода. Просто теперь ее не столь угнетала имперская мистика.

Мертвец ожидал ее в самом центре сада.

— Советник, — приветствовал он ее.

— Добрый день, сир.

— Прошу садиться, сенатор Оксам.

Оксам опустилась в парящее в воздухе кресло. Кресло, похоже, вспомнило ее и приспособилось к форме ее тела намного быстрее, чем тогда, когда сенатор впервые явилась в Алмазный Дворец.