Олег Фурашов - Последний мужчина

С накопителя информации также были получены данные о том, что служба этиков по непонятным пока мотивам установила блокиратор на аппаратуру, осуществлявшую мониторинг на планете Эребру. Потому Юна и Загорцев условились утром вылететь туда на двухместном фотонном болиде в целях разгадки «шарады Бонза».

Загорцев, попрощавшись с Юной, удалился, но незримый магнетизм его воздействия остался. Образ зелянина неустанно преследовал таутиканку. Он проник даже в её повседневные думы. Он непрошено запустил щупальца — неважно, приятно то было или нет — в самое её нутро. Юна одновременно ждала его и тяготилась им, не зная как быть с этим чудным созданием.

К тому же, свобода выбора таутиканки была в значительной мере скована неким привходящим фактором. О нём-то речь и пойдёт ниже.

Если исходить из сугубо биологического возраста организма Загорцева, то он, приблизительно, приходился Вебу ровесником. Если же соотносить их в качестве продуктов различных социальных систем и исторических эпох, то первый был архаичнее второго минимум на пару тысячелетий. Аналогичным образом «по первому варианту» Юна приходилась им обоим ровней. Если же учитывать при расчётах пока неизвестные читателю события, то она исторически была старше того же Веба (простите за то, что приходиться раскрывать возраст женщины)… аж на целых тысячу лет! «Баба-яга!» — не преминул бы позлословить Тверизовский по сему поводу. Отчасти он был бы прав. И вот почему.

Спасательными экспедициями на планету Эребру Юна была одержима с юных лет. Там периодически происходили извержения вулкана Тод, грозившие глобальным похолоданием и гибелью флоры и фауны. Вулканические катаклизмы требовали принятия известных мер по «умиротворению» грозного огнедышащего великана.

Вулкан Тод представлял собой весьма противоречивый феномен. С одной стороны, когда он «пробуждался», по его склонам текла расплавленная магма. С другой стороны, в фазе «сна», на его вершине образовывалась снежная шапка, ибо высота Тода составляла одиннадцать километров. И тысячу лет назад ледником воспользовалась группа исследователей, куда входила и Юна, подбираясь вплотную к кратеру, чтобы изучить «нрав» вулкана.

При восхождении смельчаков Тод содрогнулся, и произошёл сход снежной лавины, под которой Юна была погребена. По горячим следам найти её тело не удалось. Позднее на таутиканцев одна за другой обрушились масштабные проблемы, и с течением лет имя девушки с нежным выражением лица превратилось в легенду, о которой не знаешь — то ли это правда, то ли красивый вымысел. Хотя альпинисты из уст в уста передавали предание о том, что на северном склоне великана, где снег постепенно кристаллизовался в лёд, в солнечную погоду просматривается ярко-оранжевый комбинезон горовосходительницы.

Мы все охотно слушаем ни к чему не обязывающую сказку о спящей красавице, а для превращения легенды в быль необходим отнюдь не сказочный царевич Елисей, а обыкновенный герой. И на счастье Юны, тысячу лет спустя народился реальный Веб. Тот самый Веб, что вздыбил километровую толщу архивных фолиантов, взорвал бронебойную леность и неверие скептиков, доказав реальность несчастного случая. Превратил гипотезу в факт.

«Стыд и срам! — пенял он соотечественникам, — Мы выручаем зверюшек на Эребру, но при том пренебрегли нашей соплеменницей! Я живу в долг с того момента, как узнал, что подо льдом забыта живая душа. Да, возможно, Юна не дышит. Возможно, девушка твёрдокаменно холодна. Но не исключено, что она не утратила способности к воскрешению. И где-то глубоко-глубоко под спудом, в бездне её подсознания тоненькой-тоненькой нитью пульсирует ожидание и вера в нас. Вера в то, что мы придём. Что мы её не предали. И мы не имеем права её обмануть. Пускай у нас всего один шанс на миллион, но его непременно надо использовать. Ибо гибель общества начинается с равнодушия к тому, кто в нас нуждается! Нам это нужно не меньше, чем ей…»

И рухнула стена неверия, и лопнула оболочка заскорузлости, и растаял холод сердец. Доказательные выкладки Веба разбили предубеждения, а найти Юну, и растопить ледяной плен было не столь сложно — дело таутиканской техники.

И оправдался один счастливый случай из миллиона! И Юну вырвали из объятий вечного сна! Её оживила преданность Веба. Да и могло ли быть иначе? Ведь любая женщина бессмертна, пока любима, пока не забыта, пока в ней теплится надежда на теплоту соприкосновения с суженым.

Так Веб и Юна стали единым символов таутиканской веры.

В свете изложенного ограничиться суждением, что Веб был самым близким существом для Юны — ничего не сказать. Сверх того, с ним ей было ещё и интересно. Отчасти благодаря ему она также достигла высочайшего общественного статуса и сумела быть полезной миллиардам таутиканцев. Разве способно что-либо ещё превзойти заслуженное уважение знаменитой четы гражданами Тау? Разумеется, нет!

Правда…Правда, в чём заключалась непререкаемая и непревзойдённая мощь Веба, в том же коренилась и его слабость. Его недостаточность. Его односторонность. По происхождению он относился к «дублёрам», а значит, представлял собой существо в высшей степени рациональное. Рассудочное. Внимающее доводам безукоризненного разума. Юна же была матроной. То есть, созданием более чувственным. К тому же, она была матроной-женщиной, что усиливало эмоциональную сторону её натуры. Сверх того, она была самой доброй таутиканкой, а истинное милосердие во многом есть качество природное, врождённое.

Рассуждал и мыслил Веб в унисон с Юной, но он органически не способен был воспринимать то, что она ощущала нутром и телесной оболочкой. Веб был цельным существом, идейность которого возносилась чуть ли не до состояния бесплотного Абсолютного Духа. Юна же была двойственна: противоречивость стремлений сознания и плоти иногда буквально раздирали её. И диссонанс возрос с появлением Загорцева.

Вероятно, нечто разделяющее между Юной и Вебом существовало всегда, но настырно стало «выпирать» с появлением неприкаянного инопланетянина. Роман в одночасье поранил её сердце столь беспрепятственно, что и искалеченный и беспомощный детёныш мамалышка Лео. Зелянин улыбнулся ей при первой встрече, а на его лице одиноко и брошено грустили зелёные глаза. И из их глубины изливалась боль ожога последней степени. А ещё ему, как и ей, нравилось гладить животных, вдыхать и улавливать нюансы ароматов, ощущать исходящее тепло родного создания, трогать шелковистую кожу…

Дальше Юна боялась домысливать. Но и без того ей было ясно, что никто не жаждал её так всецело, как неудержимый Загорцев. Он единственный на свете желал нежить её — женщину с нежным выражением лица. Правда…Правда, относительно возможности духовного единства с ним таутиканку одолевали ровно те же сомнения, что и с чувственностью Веба.