Олег Фурашов - Последний мужчина

Но на расчётной высоте мини-стабилизаторы почему-то не раскрылись, ориентируя их ногами книзу, и тормозное устройство тоже почему-то не сработало, выпустив в сторону набегающей снизу земли реактивную струю. И тогда в уши Загорцева ворвался леденящий душу крик Юны: «Ой, Святой Тау!..»

Юрий судорожно и бестолково попытался дёрнуть кольцо парашюта, сознавая запоздалость этой меры. Таутиканка клещом впилась в него от страха, препятствуя совершению теперь уже безнадёжных телодвижений. Навстречу им летели какие-то наземные сооружения. Или наоборот, они летели навстречу им — не поймешь. Загорцев тоже перестал рационально соображать. Одно он осознал — это конец. Он ответно обнял женщину и прохрипел в микрофон: «Здравствуйте, милые мои Юлечка, Леночка и Егорка! Прощай, милая Юна!»

Повышенный в должности Рубби приземлил «Тайфун» на космодроме местных авиалиний и, не мешкая, браво донёс начальнику об успешной акции.

Бонз, видимо, не отходил от аппарата связи, потому что на первом же зуммере схватил трубку и, не выслушав, кто звонит, свирепо рявкнул:

— Говори!

— Ё! Отходы…это…слиты в унитаз, — шифрованно принялся докладывать этик. — Летающая талерка…того…ёкнулась.

По мере продвижения его рапорта к финалу, фистула босса смягчалась и звучала всё довольнее:

— …Так…Угу…Ага…Хорошо…Отлично…Значит, тарелочка сбита? Жалко! Лучше бы от неисправности — легче было бы на Гуманоида списать. А сам Гуманоид?…А Аборигенка?… Ага…Угу …Разбились …Оба?

— Ё! Так точно! Оба! — закончил доклад подчиненный.

— Молодец, Комод! — шифрованно похвалил его старший по должности. — Представлю к награде.

— Рад стараться! — гаркнул средний этик так, что у «Тайфуна» нарушилась дверная герметизация.

— Старайся, Комод, старайся, — мягко «стелил» Бонз. — Трупы куда подевал?

— Ё! Я не въехал: ка-какие трупы? — не сразу «врубился» старательный малый.

— То есть, как какие? — посуровела начальственная фистула. — Ты что, Комод, опять мороженого дерьма поел вместо УПСов, что ли?…Я тебя как таутиканец таутиканца по-таутикански на таутиканском языке спрашиваю: где трупы этих…Гуманоида и девки евонной?

— Дык, упали же, господин главный товарищ, — подсевшим баском просипел тот. — Разбились.

— Свинья тебе товарищ! — не утруждал себя патрон в выборе выражений. — Разбились — хрен с имя. Ведь я тебя, морда ты нетаутиканская, в третий раз спрашиваю: где эти…осколки? Или как их… Останки где?

— Не могу знать! — напрочь потерял присутствие духа Рубби.

— …А-а-а-ах, так ты не можешь знать! — Бонза едва не хватил апоплексический удар. — Ты же, лицемер тыквоголовый, заверял меня, что в тарелку и в скафандр эти…радиомаячки установил!

— Ё! Дык…Устанавливал, — почти заплакал монструозный коротышка. — Дык…Ведь талерка наёкнулась. А который в скафандре маячок — тоже, видать, наёкнулся…Трупы лежат, где-нито.

— Я тебе, тыквоголовый, задам щас «где-нито»! — брызгал слюной главный этик. — Да ты, тыква перезрелая, как я погляжу, рогом не воротишь! Да тебе и одной большой звезды — лишка. Ищи, давай, трупы, чугунок с погонами! Поднимай по тревоге дежурные службы роботов: копов продажных, пожарников — сволочей сонливых, «скорые» — что только за смертью посылать…Кого хошь! Всех на дыбы! Но чтоб трупы были. Иначе я тебя, глобус яйцеголовый, в подпрапорщиках сгною!

Загорцев конвульсивно, будто рак клешнями, притиснул к себе Юну, простился с белым светом и смежил ресницы. Тут же он ощутил ошеломляющий удар. Удар напугал и обрадовал одновременно, ибо вслед за шоком со сверхсветовой скоростью в мозгу промелькнул довод: «Я мыслю — следовательно, я существую!..Мертвые же не только срама не имут, но и удара не чувствуют…»

Однако падение продолжалось. Их с Юной по-прежнему тащило книзу. Снова мощно ударило. Да так, что показалось, будто голова отлетела кочаном капусты под небеса, а тело провалилось в преисподнюю. После второго удара вновь бросило куда-то…

Удары и ощущения провалов в пустоту неимоверно пугали, суля верную и неминуемую погибель. И они же дарили надежду: «Ты еще живой!..Ты пока живой?…Ты все еще живой?! …Может быть, ты помучаешься и помрёшь, но пока…» И это испытание «на разрыв» оказывалось страшнее всего.

И когда их ударило и бросило в третий раз, Роман и Юна не выдержали то ли силы удара, то ли испытания «на разрыв» и, расцепившись, разлетелись в воздухе. Юна, замолчавшая перед первым ударом, отчаянно вскрикнула. Наушники Загорцева отразили её прощальный вопль. И мыслелоб тоже не выдержал, заорав из последней мочи: «Яп-пона ма-ать! Да сколько же можно?!..Козлы-ы-ы-ы!»

Традиционное, сугубо мужское ругательство его отрезвило — так вряд ли орут праведники или грешники в раю или в аду. Он открыл глаза и увидел, что скользит в темень ночи по некой наклонной плоскости столь стремительно, что сверхпрочный материал скафандра высекает дорожку искр. И тут его в очередной раз подбросило. Он пролетел по воздуху метров тридцать и шлёпнулся в какую-то жидкость раскоряченной лягушкой, подняв фонтан брызг. И тотчас рядом раздался второй похожий «взрыв». «Юна», — преодолевая отупение, вяло подумал Загорцев.

Под комбинезон ему хлынула жидкость, придавшая бодрости: очевидно ткань скафандра потеряла герметичность в процессе скольжения по покатой плоскости. Роман забарахтался в среде, оказавшейся водой, и, приняв вертикальное положение, нащупал ногами дно. Впереди, буквально в метре от себя, он различил выступающую на полметра из воды стенку, крытую кафельной плиткой. Оглянувшись, зелянин увидел комплекс водных трамплинов, гигантским каскадом «волн» ниспадающих от неба к земле.

«Ба! — сообразил астронавт, силой обстоятельств переквалифицировавшийся в акванавта. — Да мы же в аквапарке! Точно!..Вот с этой исполинской горки „Прощай, мама!“ я раз десять скатывался».

Сбоку послышался плеск. Роман, спохватившись, кинулся на звук. Скафандр Юны, как вытекало из обстановки, при скольжении не пострадал, и та плавала в нём на поверхности акватории подобно поплавку. Рокотов обхватил её, подтянул к бортику и срывающимся голосом позвал:

— Юна!..Юна!..

— Да-а-а, — послышался слабый ответ.

— Ты…Вы живы?

— Хочется верить, — тихо прозвучало у Загорцева в наушниках.

Женщина зашевелилась и попыталась подняться. Роман помог ей выбраться из бассейна и вылез на сушу сам. Вокруг них расстилался неосвещённый безлюдный и потому таинственный аквапарк. Несколько минут они пластами лежали на траве, осознавая факт невероятного везения.

Придя в себя, Загорцев сообразил, что из-за катастрофы они утратили доказательства. Они лишились и жёсткого диска, который на всякий случай держали при себе, в «бардачке» корабля, и блокиратора, загруженного в багажник. Разочарованием он поделился с напарницей.