Олег Фурашов - Последний мужчина

Размышляя о Романе, Юна спохватилась: кто же для неё ближе и роднее? Её Пигмалион и спаситель Веб, или же пришлый малознакомый мыслелоб? Таутиканец или инородец? Тот, кто венчает вершину пирамиды всего сущего, либо тот, кто возник не то из андеграунда, не то из мейнстрима? Тот, в ком нуждаются мириады, либо тот, кому нужна она одна?

Так неужели же она, Юна, отплатит чёрной неблагодарностью первому таутиканцу в угоду последнему имперскому мужчине?!

Абстрактное, космополитическое понятие чести, конечно же, существует. Однако, когда выбор касается кровного, верх берёт честь родовая, классовая, корпоративная. И Юна твёрдо, раз и навсегда рассудила, что завтра она встречается с Загорцевым в последний раз. После полёта она поблагодарит его и категорично запретит ему видеться с нею. Близится час поставить завершающую точку в их так и не состоявшейся «лав стори».

Битый-перебитый, раненый-израненный, невезуче-нефартовый, но по-прежнему неустрашимый живчик Рубби прибыл для рапорта к Бонзу. Он готов был отчитаться о проделанной работе.

— Докладывай, — распорядился патрон.

— Ё! — ответил ему прибывший, что на таутиканском правоведческом жаргоне означало «есть».

Криво говоря, красноречие младшего этика и при обыденных условиях не дотягивало даже до его роста. А прямо выражаясь, он был дико косноязычен. Приплюсуйте сюда передряги последних дней, и вы удивитесь, как ещё сей монструозный коротышка вообще не онемел.

— Этот…Гу-ма-но-ид контачил…с Або-ри-генкой, — натужно изъяснялся Рубби на профессиональном сленге, обозначая прозвищами тех, за кем вёл слежку. — У них был базар-вокзал по мобиле. Забили стрелку в еённой берлоге. Тама они надыбали нашу прослушку. Оттеля заказали ракету на…Эребру…Ф-ф-у-у!.. Ё-ё! — с облегчением вытер он лоб.

В данном случае «Ё-ё» Рубби расшифровывалось как «Доклад окончен».

— Когда старт? — нахмурившись, уточнил босс.

— Рано завтра.

— Кто летит?

— Этот…Гума-ноид и Або-ри-генка.

— Зачем?

— А юй их знает, — неожиданно чисто выдал Рубби.

— Юй знает, — передразнивая подчинённого, выскочил из кресла начальник, нервно прыгая по кабинету. — Дураку понятно, что они найдут блокиратор. Заодно узнают, что начинает дымить вулкан. Значит, они его потушат и спасут зверьё-моё, а мы не сможем облажать ни его, ни её. Значит, они облажают нас. Понял, тумбочка ты необразованная?! Хуже всего то, что они нас опережают. Они перехватили инициативу.

— Уй-ё! — дошло до младшего этика. — Ух, ты!

— Теперь ты допёр, что тогда в подъезде тебя не током ударило, и не флуктуация была, а Гуманоид постарался?

— Ы-ы!

— И диск он же стибрил.

— Ы-ы!

— Значит так, — остервенело чесал Бонз ягодицы, — они должны улететь, но не должны прилететь. Задача понятна?

— У-ё! — выразил коротышка сомнение.

— Они ставят под угрозу наше будущее, — начал предметно уламывать его начальник. — История нас оправдает. Я хотел поручить это Крэку, но этот самовлюблённый осёл не потянет. Вот приказ о назначении тебя, Рубби, на его должность, — очень тонко для монструозного недотёпы польстил главный этик.

И положил на стол подписанный приказ.

— Ы! — разом выразил и согласие на выполнение акции и положительные эмоции по поводу нового назначения карьерист невысокого полёта.

— Надобно сработать классно, — поучал его меж тем шеф. — На обратном пути, на входе в плотные слои атмосферы должна, допустим, лопнуть рулевая тяга из-за усталости металла. Или отказать система торможения. Знаешь что такое техническая флуктуация?

— Уй-ё! — выразительно приложил пальцы к заплывшим тёмным глазницам ужасный коротышка.

— То-то же! — довольно проговорил Бонз. — Не лишне подработать и их скафандры. И если что — расстрелять их болид из лазерной пушки, — жёстко закончил он.

До Эребру на фотонной ракете «Тау-сяу» семь часов полёта. Прибыв на место, Загорцев и Юна при помощи квантового тестера без затруднений обнаружили блокиратор поля, отсекавший сигналы аппаратуры, отслеживающей обстановку на планете. Роман демонтировал блокиратор и уложил в багажник — отличная улика. Продолжая разведку, исследователи облетели Эребру и более детально удостоверились, что вулкан Тод зачадил: сюда следовало готовить новую экспедицию. Домой космонавты возвращались уже заполночь.

На подлёте к Таутикану, когда громада планеты заслонила собой главное солнце, и за бортом стемнело, женщина определилась с тем, что настал час решающего объяснения. Она порывалась к тому и ранее, однако её неизменно останавливали предупредительность, учтивость и отменная корректность Загорцева. В конце концов, по отношению к ней он всегда был благожелателен и добр. Бесспорно, зелянин не столь глубок, нежели Веб, но зато он — очень душевный и остроумный. С ним было занимательно. И ещё: он её любил. Пусть любовь — устаревшее животное чувство. Но найдите женщину, которую бы оставила равнодушной страстное обожание хотя бы собаки, кота или мамалышки?

Вполне объяснимо, что деликатный разговор Юна начала издалека.

— Спасибо вам громадное, Роман, за сегодняшние хлопоты и за всё, всё, всё! — в третий или четвёртый раз за сутки поблагодарила она товарища по предприятию.

— Пожалуйста. Но это такие пустяки, — нейтрально улыбнулся ей тот. — Кстати, как ваша спина? Вы не больно ударились, когда мы садились в ракету?

— Пустяки, — в тон ему отмахнулась женщина. — Виной всему выступающие лопатки у матрон. Кстати, вы осведомлены, откуда у нас эта особенность?

— Нет, — отрываясь от управления болидом, перевёл на неё взгляд Загорцев.

— Причина в том, — невольно постаралась распрямить спину Юна, — что одна из ветвей биологической эволюции на Таутикане породила редкий вид млекопитающих, имевших шесть конечностей: верхние, нижние и крылья. Они умели летать. Палеонтологи их окрестили «леви». У леви средние конечности были свободными, потому они ими выполняли довольно сложные манипуляции и даже изготавливали простейшие орудия труда. Казалось бы, кому, как не им, господствовать в природе?…

Ан нет, — всплеснула руками рассказчица, — способность летать и связанные с нею преимущества оказались той специализацией, что заставила леви в трудовой деятельности, образно говоря, ползать. И в этом направлении их прогресс прекратился. Позднее от леви отпочковался новый биологический вид — тау, что плохо летал, зато ловко производил орудия труда и без устали преобразовывал окружающую действительность в компании себе подобных. Тау потеряли крылья, но обрели гораздо большее.

И Веб не зря постоянно говорит, — не без иронии продолжала Юна, — что выступающие лопатки у нас остались как предостережение в том, чтобы мы не заносились и всегда помнили, что если быть неблагодарным, то опять обратишься в насекомое.