Олег Дивов - Назад в космос [сборник litres]

Сигнал вакуумной тревоги тупым сверлом пробуравил эшелон от локомотива до кормовой башни. Разом хлопнули аварийные перепонки, перекрывая еще надежнее люки тамбуров.

Часовой Рыженков, пытавшийся украдкой отхлебнуть из бутылки, остался с одним горлышком в зубах, поскольку стекло шлема захлопнулось автоматически и бутылку располовинило. Так, с розочкой во рту, он и кинулся к месту утечки – боксу, в котором сидел арестованный Витька Соловьев.

Перепонка лопнула, но Рыженков отшатнулся в ужасе – на полу лежала только нижняя половина Витькиного тела, а голова, грудь, плечи вместе с руками – все было как бритвой срезано и пропало. Как же так? Ведь недавно только разговаривал с ним, конвоировал в камеру, как родного…

– Ну, чего встал?! Помоги! – послышался вдруг приглушенный голос.

У Рыженкова и от сердца отлегло. Витьку-то, оказывается, никто не откусывал, просто он залез вниз головой в дыру посреди пола.

– Э! Э! – забеспокоился Рыженков, сразу вспомнив служебный долг. – А ну отойди от лазу!

– От какого лазу, балда?! – пыхтел Витька. – Не видишь – утечка! Иссуа!

Этот универсальный клич всегда магически действует на рядовой состав.

Рыженков поспешно подошел, присел на корточки рядом с Соловьевым и наклонился над отверстием в полу, где посверкивали металлические патрубки, вентили и провода – потаенные внутренности эшелона.

– Вот здесь держи! – командовал Витька. – Крепче зажимай!

– А чего случилось-то? – недоумевал часовой. – Камнем пробило?

– Фуямнем! – проворчал Витька. – Прищепень подъел. Видишь вакуумную заглушку?

– Нет.

– Вот то-то и оно! Скусил, будто клещами. А ты что, не слышал, как он тут клювом щелкал на весь эшелон?

– Да каким клювом! Это дохлого прищепня приволокли в соседний бокс. Чего ему щелкать?!

– Как приволокли? Откуда он взялся?

– Так ты ж ничего не знаешь! – самодовольно оскалился Рыженков. – Там все льды черные, как в коптильне! Видно, рубка была – дай маркс! Нашли тяжелый артиллерийский бот разбитый и пассажирский поезд кверху подиями…

– Поезд?! – Витька вздрогнул. – Кто-нибудь уцелел? – быстро спросил он.

– Да куда там! – тряхнул ушами Рыженков. – Одного только прищепня и нашли, да и то дохлого! А ты говоришь, клювом…

– Ну, значит, ожил, – медленно произнес Соловьев, думая о своем. – С ними это бывает…

– Да иди ты! Правда?! – всполошился часовой. – Ну-ка, пойду посмотрю…

– Не двигайся! – Витька сделал страшные глаза. – Смерти моей хочешь? Зажимай пробоину изо всех сил! Я сам посмотрю.

Он поднялся на ноги и деловито сунул руку в задний карман рыженковского скафандра.

– Эй, ты чего?! – дернулся часовой.

– Того! – прикрикнул Соловьев. – Уставы надо учить! По вакуумной тревоге положено прежде всего надеть скафандры! Ты мне скафандр принести можешь?

Рыженков покряхтел неопределенно.

– Не можешь, – продолжал Витька. – Потому что в данный момент спасаешь весь эшелон. Поэтому за скафандром я сам схожу…

Не слушая возражений часового, он живо выскочил в коридор, однако, прежде чем удалиться, вытряхнул из рукава вакуумную заглушку и положил ее на пол перед входом в камеру. Найдет, поди…

Дробыш в который раз облазил с фонариком все вагоны перевернутого поезда. Девять вагонов – в основном спальные цистерны, позади приделан еще один, почтовый, тоже почему-то под номером девять. Но результатов никаких. Ни экипажа, ни пассажиров. Багажа тоже нет. И вокруг – ни единой оброненной вещички, которые неизбежно остаются при грабеже или захвате заложников. Впечатление было такое, что поезд пригнали сюда уже выпотрошенным дочиста. При этом он оставался в полной исправности – кислород, отопление, полный бункер сверкающего кристаллического углерода для топок. А что это значит? А кто его знает…

Дробыш недовольно покрутил шлемом. Если пригородный состав просто хотели ограбить, зачем тащить его за сто верст киселя хлебать, в такую даль от ближайшего города? Если же хотели припрятать сам поезд для дальнейших видов – продажи там, превращения в боевой эшелон, зачем, спрашивается, выставлять буквально рядом с пещерой артиллерийский дрон и поднимать шум на все Красное Село? Нет ответа.

– Есть, Иван Ильич! – раздался вдруг в шлеме возбужденный голос Приходько. – В холодильнике нашли!

– Что нашли-то? – строго спросил секретарь.

У Приходьки вечно одно на уме – плотно закусить и песни орать.

– Бабу нашли! – доложил голос. – Переохлажденная, но живая вроде. Поставили на разморозку…

– Иду, – коротко бросил Дробыш и заспешил в сторону вагона-ресторана.

Девушка с трудом разлепила заиндевелые ресницы. Над ней стоял человек в скафандре красного командира. Забрало его шлема было откинуто, и можно было разглядеть лицо – строгое, с нахмуренными бровями и кривым шрамом через небритую щеку. Девушка утомленно закрыла глаза снова.

– А вот спать не будем! – громко сказал Дробыш. – Не время сейчас! Нужно ответить на вопросы – от этого зависит жизнь людей!

– Да не соображает еще, – со знанием дела сказал Приходько. – Видишь, глазенки к носу косят. Не отогрелась.

– Как тебя звать-то? – спросил Иван, несколько смягчив секретарский металл в голосе.

– Ве… Вера, – простуженно шепнула девушка.

Иней медленно таял в ее темных волосах.

– Ну, что ж, очень хорошо, Вера, – покивал Дробыш. – Бояться больше нечего, все приключения позади. Ты не волнуйся, не торопись, а просто расскажи, что с тобой произошло.

Вера неуверенно подняла красивые, вишневого цвета, глаза к потолку – то есть к бывшему полу, с которого нелепо свисали привинченные стулья.

– Я не помню, – сказала она тихо.

– Вот я сейчас чайку организую! – подхватился Приходько и застучал буфетной утварью.

– Не помнишь, – терпеливо повторил Дробыш. – А куда ехала, помнишь?

Вера похлопала глазами, вспоминая.

– В Раздельную…

– Ну вот! – оживился секретарь. Он почувствовал, что ухватил хоть какую-то ниточку. Это наверняка был второй из пропавших поездов – Комаринское – Раздельная. Уже кое-что!

– А зачем тебе надо было в Раздельную? – спросил он Веру больше для поддержания разговора, лишь бы снова не заснула.

Но ответ его неожиданно огорошил.

– У меня там свидание назначено, – улыбнулась Вера.

Опачки! Да ведь это никак…

– Приходько! – гаркнул он. – Беги в эшелон, приведи арестованного. Только быстро!

– Не надо, – раздался вдруг за спиной секретаря знакомый голос. – Я уже здесь.

Дробыш обернулся. Перед ним, одетый в скафандр не по росту, стоял Витька Соловьев.

– Нет, все-таки я когда-нибудь тебя расстреляю, – тяжко вздохнул секретарь…

– Итак, голуби мои… – Иван переводил строгий взгляд с Веры на Витьку и обратно.