Сергей Лукьяненко - Знание - сила: Фантастика. 2006-2010

Когда я позвонил Витьке, вопрос решился моментально:

— Витек, пойдем?..

— Конечно.

— А чего не спрашиваешь — куда?

— А какая на фиг разница.

Вот такой у меня друг Витька.

⠀⠀ ⠀⠀

Сначала мы довольно долго шли по мшистому густому кедрачу, затем выбрались на неширокую гряду, постепенно повышавшуюся в нужном нам направлении. А потом мох под ногами сменился толстым слоем опавшей хвои, а небо закрыли невообразимо огромные ветви, распластавшиеся на высоте около полусотни метров. И тогда мы увидели ствол Дерева.

Минут пять мы просто стояли, потрясенные увиденным. Дерево действительно существовало и действительно было огромным. Даже когда вертолет перед посадкой облетел его кругом, Дерево казалось нереальным. А сейчас прямо перед нами вздымалась серо-коричневая шершавая стена, уходящая куда-то в небеса. Впрочем, от подножия ствола мы могли разглядеть только темно-зеленый потолок на пятидесятиметровой высоте. Но и это потрясало воображение и заметно подавляло. Так что в последующие полчаса мы разговаривали исключительно вполголоса. Потом, конечно, привыкли. Человек ко всему привыкает, даже к великому и непостижимому.

До темноты общими усилиями мы перетащили часть снаряжения к стволу Дерева и развернули базовый лагерь. Потом поужинали. Спать никому не хотелось.

— Где-то здесь, по верованиям русских старообрядцев, располагалось Беловодье, — вдохновенно вещала Юлия, экстрасенс и уфолог, экзальтированная особа, с момента посадки не расстававшаяся с целым набором разнообразных рамок-биолокаторов. — В Европе встречаются отдельные «места Силы», а здесь практически сплошное поле очень большой положительной напряженности!

Слушая эту бредятину, я задремал, а когда проснулся, разговор шел уже о другом.

— …Да, мамонтово дерево, Sequoiadendron giganteum. Но оно бывает до ста метров высотой, не более, к тому же, судя по хвое и коре, здесь у нас обыкновенный кедр, то есть сибирская кедровая сосна, Pinus siberica..

— А возраст? — спросил кто-то из темноты.

— Секвойи известны до четырех тысяч лет. В Скалистых Горах есть несколько сосен — некрупные такие деревья, условия роста там тяжелые, вегетационный период короткий; так вот, им по шесть с половиной тысяч.

— Ни хрена себе, — отозвался тот же голос.

— Oh… really? It's great, — это среагировал кто-то из американцев.

— Ну, вот мы завтра начнем бурить и определим, сколько этот экземпляр простоял.

Я встал, подошел к Дереву и приложил ладонь к коре. «Какой же ты здоровенный, — с уважением подумал я. — Кедр-батюшка. Это тебе не тонкая рябинка. И не береза, белая подруга, которую некому заломати. Этого заломаешь, пожалуй. Полтораста метров в поперечнике. Если годовые слои, скажем, по миллиметру, то тебе семьдесят-восемьдесят тысяч лет. Не слабо. Мы еще с каменными рубилами бегали, еще до топоров не догадались, наверное, а ты уже рос. Поковыряемся тут, уйдем, а ты будешь дальше расти себе…»

— …В западноевропейском эпосе, особенно скандинавском — Иггдрасиль. И было оно связующим звеном между нижним, людским миром и верхним миром богов. Причем мотив Мирового Дерева очень долго встречался в орнаментах. Предполагают, что почитание некоторых деревьев — оттуда же.

— Кстати, а вы заметили — здесь комаров нет?

— Ну, какие сейчас комары. Они уже спать полегли, да и нам пора.

— А все-таки! Я и раньше заметила — когда мы к нему подошли, все комары куда-то подевались.

«Действительно, — подумал я. — Днем, когда мы таскали снаряжение, я заметил, но не придал этому значения: на поляне гнус, как ему и положено, свирепствовал, а возле Дерева стояла полная тишина. Просто тогда было не до энтомологии: перебросить две тонны груза на два километра не так легко. Ладно, утром проверим», — сказал я себе и полез в спальный мешок.

⠀⠀ ⠀⠀

С утра наконец началась работа. Дендрологи бродили вокруг ствола с рулеткой, брали образцы коры, смолы и древесины. Гринписцы с гринписками ползали у них под ногами, ловя каких-то жучков и собирая какие-то травки. Вокруг этого бедлама носились все три бригады телевизионщиков, мешая друг другу и обмениваясь тяжкими взаимными оскорблениями. «Бурильщики» принялись ввинчивать в ствол бурав Пресслера, наращивая его съемными секциями по мере углубления в древесину. В большой палатке уже стоял бинокулярный микроскоп и лотки, куда надлежало поместить длиннющую колонку древесины, и дендрологи приплясывали от нетерпения, предвкушая, как будут разглядывать годичные слои. Мы с Витькой наконец смогли заняться распаковкой и подгонкой своих «снастей».

Пять километров швейцарской основной веревки. Километр репшнура. Лебедка. Жумары — механические самохваты для подъема по веревке. Штопорные крючья, модифицированные для ввинчивания не в лед, а в дерево и очень похожие на гигантские шурупы. Лесенки. Кошки с хищно торчащими вперед титановыми зубьями. Обвязки. Все — лучшее из того, что можно достать за деньги. Я вспомнил, как мы с Витькой лезли на Куликалонскую стену с самодельным снаряжением, и тяжело вздохнул.

Время подходило к полудню, когда из группы «бурильщиков» раздались невнятные крики и кабы даже не мат. Все рванулись на этот призыв, и выяснились удивительные вещи. Оказалось, что наши добры молодцы, углубившись в дерево примерно на двадцать метров, прервали вращение бурава на пару минут, чтобы нарастить его новой секцией. За эту пару минут двадцатиметровую штангу заклинило насмерть. Все попытки провернуть бурав оказались тщетны. Когда же парни надели на ручку бурава полутораметровую трубу и навалились вчетвером (сила есть — ума не надо!), штанга лопнула в толще древесины, метрах в трех от коры… Оставшийся огрызок удалось извлечь после получаса пыхтения, сопения и теперь уже откровенного мата, и чудом удержавшийся в нем полуметровый столбик древесины с торжеством понесли в палатку. Снуров долго таращился в микроскоп, подсчитывал что-то на калькуляторе, потом вздохнул:

— Ну, в общем, конечно, очень приблизительно, но даже при самых осторожных допущениях…

— Ну! — выдохнули все хором.

— …около трехсот пятидесяти тысяч лет. Плюс-минус пятьдесят процентов.

Наступила гробовая тишина. Потом кто-то из телевизионщиков откашлялся и осторожно спросил:

— То есть… оно старше, чем человечество?

Снуров резко встал:

— Оно, возможно, старше, чем человек как вид разумного существа! И тем не менее это обыкновенный кедр. Провалиться мне на этом месте. Химики, что скажете?

— Состав древесины и смолы — типичный для кедра, — отозвался один из МГУшников.

— Микробиологи?

— Нечего нам тут делать, — мрачно заявил другой. — Вы будете, конечно, очень смеяться, но ни в смоле, ни в древесине микрофлоры-микрофауны нет вообще. Даже грибов. На поверхности коры что-то копошится, но такое угнетенное, будто его креозотом поливали.