Сергей Лукьяненко - Знание - сила: Фантастика. 2006-2010

Минут через двадцать мы добрались до первой ветки. Выбрались на верхнюю сторону, посидели, отдохнули. Потом Витька прошел до разветвления, свернул направо, еще раз направо — и наконец добрался до ветки с хвоей. Я вынул из кармана рацию и нажал тангенту:

— Земля, я кедр-один. Принимайте первый образец.

— Кедр-один, я земля. Видим, видим. Получили. Как идет подъем?

— Все нормально. Следите за крючьями — не выжимает их дерево?

— Нет, пока не заметно.

До обеда мы навесили двести пятьдесят метров веревки и подняли на третью ветку небольшую лебедку. Спустились поесть. Все подходили к нам, поздравляли с успехом, желали удачи. Когда мы, наевшись до отвала и выпив полведра чаю, блаженствовали на травке, подошел начальник.

— Вот что, ребята, — сказал он, — вы молодцы, конечно, но синоптики нам обещают еще неделю хорошей погоды, а там — дожди и похолодание. На сколько вы успеете подняться?

— Если ни на что не отвлекаться, спать на Дереве и есть на ходу, — задумчиво прикинул Витька, — то километра два одолеем.

— Ясно. Пока можно будет подымать лебедкой — будем вам посылать готовый харч. Спальники возьмете с собой, воду и сухой паек на всякий случай подымем завтра. Надо набрать как можно больше высоты.

— Кстати, о высоте, — подключился я, — сколько ее там всего?

Снуров замялся.

— Геодезист наш что-то крутит, на рефракцию ссылается, но в общем клянется, что не меньше полутора километров…

— Если не больше — за неделю сделаем. Легко.

— В том-то и дело, что больше. Явно больше.

— А какая ошибка у него получается? — поинтересовался Витька.

Я ожидал цифры в десять-двадцать, ну пятьдесят процентов, но когда Снуров сказал «два-три порядка», мы долго не могли прийти в себя.

«Штопоры» действительно сидели хорошо. Дерево то ли не пыталось, то ли не могло их отторгнуть. Мы быстро поднялись до третьей ветки, лебедкой подняли спальники и гамаки и полезли дальше.

Раз… Два-три-четыре… Раз. Два-три-четыре… Раз. Два-три-четыре. «Штопор». Карабин. Веревка. Короткий отдых. И снова: раз. Два-три-че-тыре.

Когда начало темнеть, мы повесили гамаки, съели по паре галет, запив их водичкой из фляги, и полезли в спальники.

— Витек.

— А?

— Сколько на твоем альтиметре?

Витька завозился, доставая приборчик. Вспыхнула подсветка экрана, озарив его озабоченную рожу.

— Черт знает что. Сколько мы веревок навесили?

— Триста девяносто.

— Моя машинка кажет пятьсот пятьдесят семь.

Я полез за своим альтиметром, убедился, что он показывает двести двадцать метров, и не найдя других слов, выразился нецензурно.

— Оба врут, похоже.

— Похоже. Ну ладно, завтра поглядим.

Спал я плохо. Снились почему-то мешки с кедровыми орехами на рынке в Люблино, штабеля дров размером с панельные пятиэтажки и лешие в ватниках с бензопилами. А когда просыпался, подолгу лежал в темноте, слушая Витькино сопение. И все время казалось мне, что кто-то внимательно смотрит на меня из темноты. Причем не справа, где открытое пространство, а слева, где мое плечо упиралось в ствол Дерева. Странно.

⠀⠀ ⠀⠀

— Ну и силен ты ухо давить! — Витька уже поднял снизу котелки с кашей и чаем. — Вставайте, граф, уже друзья с мультуками…

— С базуками, бл-л-лин. — я потянулся и полез из спальника, — сколько натикало?

— Девять скоро. Через час, хе-хе.

— Так вот, Алекс. Сколько, по-твоему, у нас высоты?

Я снова достал свой альтиметр: триста пятьдесят.

— Ну, как хочешь, — ухмыльнулся Витька, показывая свой: двести тридцать.

— А когда завтрак поднимал, по репшнуру прикинул: вообще сто восемьдесят. Чертовщина.

— А по веревкам, значит, триста девяносто.

— Накрылась, в общем, австрийская электроника, — заключил Витька, убирая альтиметр в рюкзак. — А с репшнуром я просто ошибся. Да еще растяжение.

«Дай бы бог, — подумал я, — но не к добру это».

За день мы навесили еще полкилометра веревок, а на «точные приборы» мне даже и смотреть не хотелось. На одной из боковых веток обнаружились шишки, и мы отправили их вниз, опять вызвав среди дендрологов бурное ликование. На ночевку мы устроились на площадке, образованной мощной развилкой, шириной не меньше двадцати метров.

— Вот здорово, — восхитился Витька, — хоть пляши.

— Американцы из пня одной секвойи танцплощадку сделали, — вспомнил я давно прочитанное.

— Ничего, из этого пня стадион можно сделать, — Витька как-то сразу помрачнел, — все во имя человека, все во благо человека… То есть это мы думаем, что во благо. И на хрена мы с тобой сюда полезли?

— Не полезли бы мы, полезли бы другие, — попытался я успокоить друга, но его уже понесло.

— Хоть и дуры они, эти гринписки, а в главном они правы: сначала уничтожаем, потом охраняем! Ведь спилят же Дерево, как пить дать спилят! Иначе зачем бы с нами этот из «Алтайфореста» увязался?

— Они рассчитывали, что у этого дерева прочность будет неимоверная. Ну, и миллион кубов кедра тоже на дороге не валяется… Ладно, перекусим — и баиньки. Да не вздыхай ты так тяжело, все пока нормально.

— А я не вздыхал, — удивился Витька.

— А что же я тогда сейчас слышал?

— Ничего себе. Послышалось, наверное.

— Может быть, — согласился я, чтобы не спорить.

Молча мы сварили на примусе суп из концентратов и чай, поели и разложили спальники.

— Береженого бог бережет, — заявил Витька, вворачивая в древесину страховочный «штопор».

— А небереженого конвой стережет, — согласился я. — Вить, а тебе тут не странно?

Витька поворочался, устраиваясь, потом повернулся ко мне:

— А, ты тоже заметил? Как будто кто-то рядом все время стоит и смотрит, да?

— Душа Дерева, — шутя предположил я и вздрогнул: в тишине совершенно отчетливо послышалось хихиканье.

— …Слышал?

— Слышал. Что это?

— Я бы сказал — кто… — Витька подтянул к себе поближе айсбайль.

— Эй, — негромко произнес я, — кто здесь? Выходи, покажись. Обижать не будем.

Тишина.

«Хреновое дело, — подумал я, — галлюцинации коллективными не бывают, что-то тут посложнее…»

Мысль о сверхъестественном в голову, естественно, не лезла. Я вообще-то рационалист, скептик и даже до некоторой степени циник — жизнь научила. При встрече с абсолютно непонятным я бы скорее предположил, что у меня не в порядке с головой, чем то, что в моей картине мира зияют крупные прорехи.

— Так, — сказал Витька, — глюки начались, что ли? Эй, выходи! Выходи по-хорошему, а то хуже будет! — крикнул он уже погромче.

Снова тот же тихий смех… Вот оно! Я стремительно оглянулся на звук, светя фонарем, и успел заметить, как в нескольких метрах от нас на поверхности ствола успокаивается что-то вроде волн от брошенного в воду камня.

— Ага, — сказал я, — это уже что-то. Ты видел?