Сергей Лукьяненко - Знание - сила: Фантастика. 2006-2010

Да и плевать на них, у меня тут своих дел по горло. Я вытащил из рюкзака блокнот и на чистой странице подробно описал все, что происходило у нас на Дереве с того момента, как мы обнаружили разницу в показаниях альтиметров. На отдельном листке записал все свои предположения относительно наблюдавшихся явлений. Ну вот, теперь порядок.

Я поудобнее уселся лицом к стволу Дерева и обратился (к чему? к кому? наверное, к душе Дерева.) вслух:

— Нам теперь никто не мешает. Теперь мы можем поговорить.

И почти не удивился, услыхав в ответ из-за спины спокойно-снисходительное:

— Ну, давай поговорим.

«Диана, — подумал я. — Артемида-охотница. Дриада какая-то».

— Ты удивлен? Тебе что-то не нравится? — голос у нее оказался под стать внешности: мелодичный, можно сказать — нежный и в то же время уверенный, с какой-то внутренней силой.

— М-м… нет… то есть все в порядке… только если б ты еще приоделась малость.

— А, это… — фигура передо мной слегка затуманилась, затем снова обрела четкие очертания. Но теперь дриада была облачена в нечто белое, перехваченное в талии тонким пояском и вызывающее уже только античные ассоциации.

— Почему ты выглядишь именно так? — ничего умнее для начала мне в голову не пришло.

Она лукаво улыбнулась:

— Я такова, какой ты хотел бы меня видеть…

— Но я…

— …подсознательно.

Как она меня, однако. Надеюсь, что я не покраснел. Но с другой стороны… Красива. То есть не просто красива, а гармонична. Все на месте, и ничего лишнего. В результате — вполне владеющий собой мужик вот уже четвертую минуту не знает, что сказать.

Да черт побери! Делом надо заниматься! Я решительно раскрыл блокнот на чистой странице.

— Для начала: кто ты такая или что ты такое?

— Я — форма общения Дерева и Человека. Посредник. Способ выражения, способ обмена информацией.

— Так ты что, только видимость?

— Я и видимость, и слышимость, — обиделась она, — а дам по морде — так и осязаемость будет!

— Извини, пожалуйста. А что такое Дерево? Откуда оно взялось?

— Оно не взялось. Оно было всегда.

— Ну, а что оно такое?

— Оно Дерево. Оно живое. Оно содержит жизнь. Оно поддерживает жизнь.

Хм. Красиво, но непонятно.

— Ладно. А какой оно высоты?

— От Земли до Космоса.

— Ого! Километров триста?

— Вот глупый. Каких еще километров? Тебе же говорят — от Земли до Космоса! Соединяет Жизнь и Мир! При чем здесь километры?

— Извини, — вздохнул я, — не понимаю. Если оно есть, у него есть размеры. Толщину мы померили, а высоту почему-то не можем.

— И не сможете. Ты сейчас где?

— В каком смысле? Ну, на Дереве.

— Вот именно! Не на Земле! И, некоторым образом, не в Мире! Еще не добрался! Ну какие тут могут быть километры?

Хм. Еще менее понятно. Что-то я себе не так представлял устройство окружающего пространства.

— Так. Значит, если я продолжу подъем, то в конце концов попаду в космос?

Она рассмеялась — легко, весело, но с каким-то оттенком снисходительности.

— Размечтался! Для этого мало просто лезть. Для этого надо подняться.

— Это как? Разве это не одно и то же?

— Как — это я и сама не знаю. Я ведь не там и не тут, я — между. Сущности твоей тоже не знаю. А насчет «одно и то же» — ну ты сказал!

Мне показалось, что я заглядываю в бездонный колодец. Нет, моей подготовки в философии явно не хватало на то, чтобы задавать правильные вопросы. Попробуем иначе.

— У людей есть мнение, что это Дерево — как бы идея дерева вообще, любого дерева. Оно должно содержать в себе все, что есть в каждом дереве — в сосне, в березе, в клене…

— Близко, — одобрительно отозвалась она, — но не совсем точно. Точнее в ваших понятиях будет так: Дерево — это живая система, содержащая, сохраняющая и поддерживающая характерные особенности жизни вообще.

— Помедленнее, пожалуйста, я записываю.

Она не спеша повторила. Похоже было, что она сама только сейчас вывела это чеканное, но опять-таки непонятное определение.

— А вот у нас полагают, что живое принципиально ничем не отличается от неживого.

— Да? А вы можете создать из неживого материала живой организм?

— Нет, пока не можем.

— Ну, как сможете — приходите, еще поговорим, — и она засмеялась, очень довольная.

Я решил, что это — предложение «окончить дозволенные речи», но дриада покачала головой:

— Да нет, спрашивай еще.

— Есть ли еще где-нибудь на Земле такие деревья?

— Нет. Раньше были на каждом континенте. Они погибли — все по разным причинам. В Африке стояло Дерево в образе баобаба. Так получилось. Не знаю точно, видимо, совпало изменение климата и начало кочевого скотоводства. В общем, ты, наверное, знаешь, что теперь такое — Сахара. Засохло, да. В Америке, в Скалистых Горах — когда людям там понадобился строевой лес, они спилили Дерево. Это было непросто, особенно с тогдашней техникой, но они были настойчивы и изобретательны. Дерево пыталось с ними поговорить, но бесполезно — одни из них были как твой друг, а другие просто глухи. Они его свалили за три года. И потом пятьдесят лет пилили на доски. Вот вы какие, люди. Быстро живете и часто умираете, да. Но у вас же есть память! И вы умеете ее передавать! Так почему вы забываете? После того как погибло Дерево в Америке, рухнула экосистема Великих Равнин. Всю почву Арканзаса просто сдуло в Мексиканский залив. Пока стояло Дерево, еще можно было как-то удержать. А! — она безнадежно махнула рукой. — В Амазонии Дерево уже упало! Там очень сложные взаимосвязи, и когда начали рубить сельву, оно долго болело, но сейчас уже поздно. Это — последнее.

Мне было нестерпимо стыдно за человеческий род. Уши горели почти в буквальном смысле. Не поднимая глаз, я торопливо строчил в блокноте. Потом, все так же не поднимая глаз, спросил:

— А что будет с тобой, если и это.

— Со мной? А что будет с веткой? Ты забыл, что я в каком-то смысле и есть Дерево. Вот что будет с тобой — это интереснее.

— В каком смысле?

— Ну как ты до сих пор не понял? Сам принцип жизни держится сейчас именно и только на этом Дереве! Я не знаю, может быть, все живое сразу умрет, а может быть — только со смертью последней клетки Дерева. А может быть, Вселенная схлопнется, как проколотый шарик… Не знаю. Но неужели вам так хочется попробовать?

— Мне — ни в коем случае. Но меня вряд ли спросят.

— О, прости. Я совсем забыла, что вы все — отдельные личности, самостоятельные души. Мы-то все и всегда были едины. Знаешь, каково это, когда в Австралии горел Великий Эвкалипт? Как будто от тебя кусок отрезают.

Я взглянул на нее и вздрогнул: такая мука стояла в черных аттических глазах, что мне пришлось отвести взгляд.

— А снова… снова вырасти такое Дерево может?

— Не знаю. Вряд ли. Во всяком случае, из семян других Деревьев не выросло. Из моих орешков растут обычные кедры, Pinus siberica. Живут лет по четыреста-пятьсот, как и положено кедру, но ни один еще себя не проявил. Хотя чисто теоретически один из миллиона должен бы, но пока — нет.