Сергей Лукьяненко - Знание - сила: Фантастика. 2006-2010

— Черт бы побрал эту Маргариту, — пробормотал я, — не сиделось ей.

— Кто это такая?

— Инициатор этого бардака, что у твоих корней раскинулся.

— А. Да она не очень и виновата. Не она — так кто-нибудь другой пошел бы за знаниями напролом. Время такое, думать людям некогда. Вы просто немного обогнали время. Понимаешь, технический и экономический прогресс всегда обгоняет моральный и социальный, но сейчас между ними уже не зазор, а дыра.

«Ну и ну, — подумал я. — Сижу на дереве в полукилометре над землей и беседую — с кем? С душой Дерева! О чем? О прогрессе человечества! Шизофрения! Кстати, о шизофрении.»

Не сводя глаз с дриады, я сунул руку в карман рюкзака, достал крохотный баллончик, вставил трубку распылителя в ноздрю и от души нажал на головку.

— Что… ты. делаешь!.. — отчаянно закричала она. Лицо ее страшно, невозможно исказилось, по нему пошли какие-то цветные волны, потом все тело ее стало на мгновение каким-то плоским и черно-белым — и она исчезла.

Мы втроем — я, Витька и доктор Юра — сидели на берегу ручья и пили спирт. А что нам еще оставалось? Я так никому и не показал блокнот, в котором записал все, что случилось на Дереве. А зачем? Все равно это теперь представляет интерес разве что для истории болезни. Так или примерно так я говорил заплетающимся языком, глядя на тускло светящиеся угли костерка.

— Если бы знал, что глюки бывают до такой степени похожими на жизнь — раньше бы попробовал. Но до чего же обидно! Ведь могло же быть, что все обстоит именно так.

— Говорил я тебе, — встрял Витька, — наваждение это все, от лукавого оно.

— Да иди ты в жопу — говорил он! — взорвался я. — Ничего ты особенного не говорил! Ты-то первый обосрался и тиканул оттуда!

Витька хотел было обидеться, но доктор остановил его.

— Все может быть не так просто, Саша, — мягко сказал он. — Возможно, что это были и не галлюцинации.

— То есть как?

— Довольно просто. Если эта… это… в общем, если дриада для своего существования использует ваше представление о том, какой она должна быть, то ее исчезновение или разрушение вполне объяснимо. Это средство, — он подкинул на ладони полупустой баллончик, — подавляет деятельность подкорки, причем весьма избирательно. Я не специалист в психохимии, я обыкновенный врач, костоправ со «скорой помощи», но могу предположить кое-что. Такие медикаменты должны начисто убивать, хотя бы временно, способность к парапсихологической деятельности.

— А при чем тут пара… и так далее? — удивился Витька.

— Очень просто. Если Дерево для создания образа дриады использовало информацию из памяти Саши, то воздействие средства прервало канал связи. Тут она, бедная, и рассыпалась.

— Это несложно проверить! — воодушевился я. — Сейчас, наверное, уже все зелье из меня выветрилось — ну так залезем и снова посмотрим.

— Сиди уж, — усмехнулся Витька, — пьян как фортепьян, а туда же еще, залезет он.

«Да не в том дело, — подумал я. — Не покажется она теперь, я же ее так оскорбил, как никто никого оскорбить не мог. Я заподозрил, что она — наваждение, пожелал, чтобы ее не было — кто это может простить? И Витьке она не покажется, он в нее не верит, а если верит, то весьма своеобразно».

— Может быть, ты, Юра?

Доктор опустил глаза.

— У меня высотобоязнь, ребята. Я на третьем этаже на балкон выйти не могу. На вертолете и то сидел носом в стену.

«Ладно, — подумал я. — Завтра протрезвею — и налегке наверх. А сейчас.»

— А сейчас, — сказал Юра, поднимаясь, — в люлечку и баиньки. Утро вечера мудренее.

⠀⠀ ⠀⠀

…Вертолет, пригибая тайгу ревом турбин, поднялся с поляны. Я молча сидел, прислонившись к мелко дрожащему дюралевому борту. Под ногами у меня лежал рюкзак, набитый кедровыми орехами. Теми самыми орехами с того самого Дерева.

Я поднимался на Дерево еще трижды, но дриада так и не показалась. Дерево не желало со мной общаться. Я прекрасно понимал, что заслужил это, но все равно было очень обидно. Как в детстве, когда однажды меня на неделю лишили права гулять во дворе за то, что я нечаянно разбил единственную в нашем доме хрустальную вазу.

Доктор Юра протянул мне плеер. Я послушно нахлобучил наушники.

Нечего и говорить, что высоту Дерева нам так и не удалось определить.

— Не беда, — отмахнулся представитель «Алтайфореста», — завалим — померяем! — И засмеялся, страшно довольный. — Завод тут поставим, дорогу до реки проложим. Кедр идет по сто пятьдесят баксов за куб, за год все окупится. А потом…

— Не рассчитывайте, мы не допустим! — подбоченилась одна из «гринписок».

Лесоторговец вытаращил глаза:

— Вы? Да кто вас, в натуре, спрашивать будет? У нас уже чисто конкретно делянка выделена.

Я ничего не сказал. А что говорить? И главное — кому?

Вернувшись в Москву, я отыскал фирму, занимающуюся садовым дизайном, и устроился на работу. На трех гектарах на границе Московской и Ярославской областей я опекал тысячи саженцев ели, пихты, можжевельника, разных видов сосны. А весной на особой делянке высадил орешки Дерева.

Я ни на что особенно не рассчитывал, да ничего особенного и не произошло. Всходы появились в свое время, и они ничем не отличались от тех, что выращивали мы на других делянках. Кедр сначала растет довольно медленно, и я понимал, что мне понадобится бездна терпения. А пока хватало и другой работы.

Проглядывая специальную и популярную литературу, я особо отмечал рост стоимости акций компании «Алтайфорест» и падение цены на древесину кедра. Откладывал и внимательно читал статьи о деградации биосферы. Хотя бы из любопытства мне не хотелось упустить момент, когда жизнь на Земле начнет умирать. Как ни странно, я был уверен: все, что случилось со мной, все, что я помнил — было на самом деле. И поэтому я чувствовал себя одновременно Иоанном Богословом, Кассандрой и оруэлловским ребенком на уроке в «умиральне». Этакое отстраненное любопытство: пациент еще жив, но уже смердит, я знаю, что будет дальше, но знаю и то, что сделать ничего нельзя и что никто мне не поверит.

Время шло, и я смирился с тем, что ничего особенного у меня не выйдет. Иногда мне звонил Витька, рассказывал новости из мира странствующих и путешествующих. Я вежливо выслушивал его, потом возвращался к своим саженцам. Полол, рыхлил, поливал. Я не доверял это никому из наших крепко пьющих работяг, поскольку не надеялся, что они будут бороться за каждый проросток. А я боролся, да еще как!