Сергей Лукьяненко - Знание - сила: Фантастика. 2006-2010

— Знаешь ли ты, какой нынче день?

— Да, господин.

— Готов ли ты принять родовые земли обратно?

Раб молчал, и только ниже опустил голову, со спутанными седыми волосами.

— Ну?!

Раб вздрогнул и подавленным голосом прошептал:

— Возьми меня к себе в дом, господин.

Хозяин ухмыльнулся. Он знал, что жалкий Ахаз, немощный, рано состарившийся раб за долги работающий на него вот уже седьмой год, никогда не сможет забрать некогда принадлежавшие ему земли. Было время, когда сильный род Ахаза владел обширными виноградниками, но страшная, опустошительная трехлетняя засуха лишила его родового богатства и свободы. И теперь, имея возможность вернуть имущество и обрести независимость, он добровольно отказывался от них. Невольник понимал: сила и коварство хозяина безграничны, и прожить ему удастся разве что до заката солнца, прими он такое решение.

— Знаешь ли ты, что войти в дом мой можешь только вечным рабом, без прав на имущество и свободу до конца дней своих?

— Да, господин.

— Хорошо. Встань и подойди к двери.

Ахаз приблизился к деревянному дверному косяку жилища и вновь опустился на колени. В руках хозяина сверкнуло острое шило, и он ловко пришпилил левое ухо раба к косяку. Тот вздрогнул, и жиденькая кровяная струйка пролилась из ранки, но вскоре засохла под палящими лучами солнца, извилистой коркой на щеке и подбородке несчастного.

— Не навсегда забыт нищий, — между тем вещал господин. — Пред Всевышним Элом — творцом и владыкой небес, земли и всего сущего, я, Иауш, позабочусь о благоуспешности этого человека.

Взяв с серебряного блюда динарий — поденная плата вольного работника — он отдал его рабу, в покорной благодарности припавшего к руке властелина.

— Ступай. Возблагодари господа и господина своего, — величественно приказал Йауш и, окинув толпу смиренно стоящих перед ним невольников, крикнул. — Наум! Подойди!

Никто не шелохнулся и не откликнулся на призыв. Тревожная тишина воцарилась в толпе.

— Ну же, Наум! — грозно повторил Йауш.

«Смотри-ка, какой неустрашимый Наум, — подумал Серов, счищая налипшую грязь с подошв сандалий. — Интересно посмотреть на этого типа. Вот черт! Где это я грязь нашел в этой пустыне?»

— Третий раз взываю: Наум! Подойди!

И тут до сознания Серова дошло, что Наум — это он и есть, Дмитрий Серов, волею Бога, а может черта или еще кого, оказавшийся здесь в чьем-то очень удобном теле.

— Здесь я! — отозвался Серов-Наум, не отрываясь от увлекшего его занятия. — Говори!

— Да ты дерзок, Наум! Видать сам Эл лишил тебя мудрости, ибо только она вознесет голову смиренного и посадит его среди вельмож.

— Куда мне убогому до вельмож, — усмехнулся Наум.

— Уста твои лживые, воздают зло за добро. Яд ненависти источают они за любовь мою. Затвори же их! Покорись сильному!

— Сильному — это тебе, Йауш? А насколько ты силен? Не много ли ты взял на себя? — ехидно процедил Наум, подбадриваемый одобрительными смешками из толпы. — Ты, Йауш, сам-то помнишь, какой сегодня день? То-то. Я Наум — хитростью и безмерной алчностью твоею завлеченный в рабство с сего дня не должен тебе. Сердце мое воспламенилось и говорю я тебе своим языком, Йауш, что не человек ты, но призрак. Ходишь ты среди нас и не знаешь, кому достанется то, что суетою собрано. Не пора ли усмирить похоть, да у Эла вымаливать спасение за окаянство свое?

Йауш потемнел лицом. Сдержать бешенство было не легко. Покрасневшие глаза сузились в щелки, под густой бородой играли желваки в бессильной злобе, но, быстро совладав с собою, он ответил:

— Правда только в том, что за тобою выбор: можешь остаться при доме, а можешь идти прочь. Не всякого человека вводи в дом свой, ибо много козней у коварного. Ступай с миром.

В течение всей этой словесной перепалки стояла тишина, и только издалека, со стороны храма, там, где жрицы-блудницы ткали для Ашеры одежды, доносилась мелодия неведомого инструмента — Шушан-Эдуфа.

— Воистину говорят: «Куда не целуй паршивого раба, всегда угодишь в срамное место».

Толпа загоготала. Наум не стал дальше испытывать судьбу и с достоинством медленно пошел прочь. Кто-то по пути схватил его за локоть и прерывающимся шепотом спросил:

— Куда же теперь, Наум, — до боли знакомое, испещренное глубокими морщинами лицо, излучало участие к бродягам — иврам.

— В Таршиш.

— Но ведь это Край света?!

— Именно. Слыхал я, что на те земли божья власть не простирается.

— Не Наумом тебя следует именовать, но Навалом, что значит безумным…

Науму не хотелось говорить с незнакомцем. Он твердо шагал в направлении неведомой страны, и нестерпимое полуденное солнце жгло его спину, подгоняя к заветной цели. За спиной послышался шорох шагов приближающегося человека. Но тут воздух заструился, пространство начало стремительно сморщиваться, кругом завертелось, и в ту же минуту мутная пелена застлала глаза Наума.

Мучительное пробуждение сопровождала ломота в негнущихся членах. «Будто всю ночь палками охаживали. Да, это организм не Наума, — мрачно подумал Серов. — Что за бред мне снился? Не отличишь где видения, а где явь». Приходить в себя совсем не было времени, надо бежать на предэкзаменационную консультацию.⠀ ⠀⠀

Сырость, характерная для московской погоды начала лета, взбодрила Серова. Осененный серым саваном нескончаемой облачности городской ландшафт не располагал к степенной ходьбе. Люди, огибая бесчисленные лужи, стремились поскорее добраться до учреждений, поглощающих их толпами на весь день, изрыгнув обратно только к вечеру, когда они столь же быстро мчались к своим домам. Мало кто обратил внимание на молодого человека бежавшего к метро, и только постовой милиционер, на котором форменная сорочка так и не соединилась с брюками на внушительном животе, обнажая полосу белой майки, мельком глянул на него, почесал затылок и равнодушно отвернулся…

Возле аудитории шумела толпа студентов.

— A-а! Вот и Митька! — крикнул один из них. — Зря торопишься. Халдея нашего ночью увезли в реанимацию. Инсульт.

Арон Евсеевич! Вот кому принадлежало до боли знакомое лицо в ночном сне или видении.

— Пойдем, Митька, пиво пить. Народ жаждет перед завтрашней трепкой мозги просветлить, — продолжал тот же студент, приятель по учебной группе Зотов, неизменный участник и инициатор всяческих безобразий. — Слушай, а что это у тебя за штиблеты такие? Где нарыл эксклюзив?

Серов глянул вниз и обмер: на ногах красовались изрядно поношенные сандалии воловьей кожи, те, с которых он так тщательно счищал грязь, раздражая Йауша. Но как это могло произойти?! Материализация видения, неуправляемой фантазии мозга? Возможно ли?

— Да-а-а… — протянул Зотов, разворачивая хламиду, найденную приятелями под креслом. — Неужто тряпице две тысячи лет? Если продать кому надо… Это как же озолотиться можно!