Сергей Лукьяненко - Знание - сила: Фантастика. 2006-2010

Изданные повести: «Ракушка» (Сборник «Фантастика. Конкурс «Научная фантастика для детей и подростков». Осень 2004», Издательство «Социально-политическая мысль» (Москва), 2005 г.); «Письмо в никуда» (Издательство «Амадеус» (Москва), № 9 (23), 2006 г.); «В одну реку трижды…» («Амадеус», № 18 (32), 2006 г.); «Перепутанные души» («Амадеус», № 24 (38), 2006 г.); «Имя для нерожденной» («Амадеус», № 29 (43), 2006 г.).

Изданные романы: «Работа над ошибками (Puzzle)» (Издательство «АСТ» — «Сталкер» (Донецк), 2004 г.); «Наследница престола» («Издательство Альфа-книга» (Москва), 2005 г.); «За краем земли и неба» (Издательство «АСТ» — «Сталкер» (Донецк), 2007 г.); «Чудес не бывает» (Издательство «Мир книги», 2007 г.).

На московском фестивале фантастики «Серебряная стрела» («Сильверкон») в феврале 2008 года роман «За краем земли и неба» (Издательство «АСТ») победил в номинации «Лучшая любовная линия».

Автор награжден медалью 2-й степени Ордена Серебряной стрелы.

Сергей Анриевич Апис видел во сне дом. Это был замечательный дом. С высокой черепичной крышей, светлыми стрельчатыми окнами, эркером на втором этаже и небольшой, изящной башенкой. На башенке поворачивался кованый флюгер в виде забавного человечка с флагом. Водосточные трубы наверху были украшены затейливыми коронами, а внизу заканчивались лягушачьими пастями, в которых весной весело булькала и клокотала дождевая вода.

Сергей Анриевич не был архитектором или строителем. Его представления о том, каким должен быть дом, были далеки от профессиональных изысков и, в сущности, сводились к тому, что дом должен быть таким, каким он представляется человеку, собирающемуся в этом доме жить. Если кому-то нравятся дома в виде чемоданов — ради Бога, пусть себе живут в чемоданоподобных домах, если кому-то хочется, чтобы его дом походил на экзотическую океанскую раковину — тоже, пожалуйста, на летающую тарелку — будьте любезны.

Каждую ночь Апис добавлял что-нибудь к своему дому. Комнату с камином и глубокими кожаными креслами, лестницу с резными столбиками перил, слуховое оконце в ажурном переплете, мощеную разноцветной галькой дорожку, ведущую мимо газонов к двери с бронзовым колокольчиком.

Каждое утро Сергей Анриевич просыпался в тесной, грязноватой комнате, окно которой выходило на бетонный забор военного завода. В комнате были самодельные книжные полки и растоптанный диван. Рев испытываемых на заводе двенадцатиствольных «Иерихонов» заглушал утренние ссоры соседей, живущих за стенкой.

Так проходили ночи и дни. С каждым сном дом становился все реальнее и реальнее. И вот наступил такой сон, когда достраивать и менять в доме стало уже нечего. Дом был готов. Можно было зайти в любую комнату, посидеть в глубоком кресле, вытянув ноги к горящему камину и покуривая трубку с длинным чубуком, подняться по узкой винтовой лестнице в башню. Вот только изменить в доме было ничего нельзя. Дом, так сказать, сложился, то есть, полностью соответствовал представлениям Сергея Анриевича о человеческом жилище.

Теперь и днем Аписа не покидало чувство единства с домом. Ощущение это было сродни тому, то чувствуют беременные женщины, когда приходит время рожать, хотя Сергей Анриевич был, несомненно, мужчиной.

Любой дом требует места, и подходящее место в городе Растю-пинске, где проживал Сергей Анриевич, имелось. Именно там, на пустыре, рядом с чудом сохранившимися корабельными соснами и виделся Апису его дом. Неподалеку, между островком сосен и окружным шоссе расположились двухэтажные особнячки городской знати. Но куда было этим, в общем-то, добротным, но совершенно заурядным строениям до дома Аписа!

Взяв отпуск по семейным обстоятельствам, Сергей Анриевич направился в городскую управу за разрешением на сотворение дома.

— Что это за «сотворение» дома? — Чиновник посмотрел на него с видом валютной красотки, которой сделали нескромное предложение с оплатой в неконвертируемых рублях в рассрочку. — Подайте заявление на выделение участка под индивидуальную застройку, мы рассмотрим, годика через два-три, может быть, что-нибудь и решим…

Но Сергей Анриевич не мог ждать три или два года. Точнее, он-то, пожалуй, по скромности и подождал бы, а вот дом — тот ждать не мог.

— Кто такой этот Апис? — Рассеянно спросил один служащий городской управы другого, — Бизнесмен? Менеджер? Крупный работник теневой экономики? — И, узнав, что Апис ни то ни другое и не третье, удивился. — Зачем, спрашивается, инженеру дом?

А ждать и в самом деле было больше нельзя. Ведь когда ребенку приходит время появиться на свет, он не может ждать. Он рождается — вот и все. Он даже место не выбирает, не его это дело. Так и с домом. Пришло время Апису творить дом — давай, твори. Какие бы резолюции не наложили в городской управе на заявление Аписа, а дом все равно сотворится, и все тут. Это от городских властей не зависит.

Ночью могучий инстинкт творения, почти начисто подавленный в трудолюбивых жителях Растюпинска, но чудом сохранившийся и окрепший в Сергее Анриевиче, вынес его на пустырь.

Светила ли в эту ночь луна, мягко серебря крыши коттеджей и сентиментально просвечивая сквозь перистые кроны мачтовых сосен?

Взревывали ли «Иерихоны» в подземном бронетире военного завода, вселяя в растюпинцев покой и уверенность в возрождении непоколебимой мощи родной страны?

Вершилась ли в Растюпине нормальная ночная жизнь с тремя среднестатистическими ограблениями, одной целой, семьюдесятью тремя сотыми изнасилования, полусотней мордобоев, десятком зачатий и дюжиной смертей, тысячами любовей и несчетным количеством ссор?

Светила…. Взревывали…. Вершилась. Ничего примечательного и экстраординарного в Растюпинске не происходило, если не считать, конечно, сотворения Аписом дома.

Налитый тяжкой, никем на свете не измеренной энергией творения, сыплющий лиловыми искрами, сотрясающий поступью корабельные сосны, ступил Апис на древнюю землю Растюпинского городского пустыря.

И дрогнул мир. Застонали медные стволы сосен. Брызнуло песком и мелкими камешками по окнам и крышам новеньких коттеджей. Взвыло пространство, выпучиваясь чудовищным пузырем и мучительно исходя сияющим потом. Зарево встало над городом, и сердце этого зарева неистово и болезненно билось на пустыре.

— Здравствуй, брат! Писать трудно. — Говорили друг другу при встрече небезызвестные Серапионовы братья.

— Трудно рожать, милая! — говорят друг дружке женщины.

— Здравствуй, Творец! Творить трудно, — мог бы сказать Апису коллега, если бы такой нашелся в славном городе Растюпинске.