Сергей Лукьяненко - Знание - сила: Фантастика. 2006-2010

Поначалу работа у меня не клеилась. И если бы не мой напарник, прикрывавший меня, даже не знаю, чем все кончилось бы. Но прошло какое-то время, и я привык, втянулся в исследования. И уже не мыслил другой жизни. Думаю, если бы я просто сидел в тюрьме, ничего не делая с утра до вечера, я бы жестоко затосковал и сошел бы с ума. А так… Великое дело — наука. Даже если занимаешься ею, будучи в заключении. Одно расстраивало и продолжает расстраивать — невозможность увидеться с семьей. Или хотя бы написать им.

Иногда я мечтаю о будущем. Картины, которые мне видятся, не такие уж фантастические: я вместе с женой, с моими сыновьями, с внуками. Но я знаю — это будущее никогда не наступит.

●●●●●●●●●●●●●●●●●●●●●●●●●●●●●●●●

Об авторе

Родился в 1947 году в Самаре. По образованию астрофизик. Генеральный директор журнала «Знание — сила». Рассказы, повести, включая фантастические, неоднократно публиковались в журналах «Сельская молодежь», «Литературная учеба», «Новое время», «Наука и жизнь», «Кольцо А», «Дети Ра», а также газетах «Литературная Россия», «Собеседник», «Учительская газета», «Российские вести», «Куранты». В № 2 и 3 за 2006 г. литературного приложения «Знание — сила: Фантастика» была опубликована повесть «Будущее в подарок». Автор четырех художественных книг, вышедших в 1994, 2000, 2006, 2008 гг. (в 2008 г. вышел фантастический роман «Своя вселенная») и одной публицистической книги (1995 г.).

Коршун неподвижно завис над просекой к западу от меня. За последние пять минут он, кажется, ни разу не шевельнул крыльями. Издевается, подумал я. Поймал восходящий поток и издевается надо мной.

Такого бездарного дня в лесу я не проводил с тех пор, как впервые взял в руки ружье. Двадцать патронов взял я с утра — остался всего один. А убил сороку да кукушку. Причем, если кукушку я принял за рябчика, то в личности сороки отнюдь не сомневался — палил в нее от полной безнадеги. Вот и вся добыча, плюс еще центнера полтора отборных еловых шишек. И плюс порванные болотники — это когда я (от большого ума) шваркнул дуплетом по зашуршавшей верхушке сосны, стоя на краю берегового ската. От отдачи рыхлая земля поползла под сапогами, и я катапультировался в бурелом под откосом. Кабы ангел-хранитель не развернул меня в полете вперед ногами, быть бы мне первой крупной дичью, убитой наповал на этой охоте. Меня воткнуло промеж двух гнилых стволов с таким оглушительным треском, что все окрестные «мишени и цели» либо затаились наглухо, либо сейчас покидали свои угодья на полных парах и без оглядки. Даже ворона, моя незадачливая мишень, и та отделалась, скотина, легким стрессом…

Катастрофа состоялась четверть часа назад. Я все еще не мог отдышаться, курил одну за одной едкие папиросы и прислушивался к внутренним своим ощущениям. Переломов, кажется, нет, но болело невыносимо — в правом боку болело, «в шагу», в ободранной шее…

Я еще раз взглянул в сторону просеки. Коршун болтался на прежнем месте — живой укор, надменный и неподвижный. Он, несомненно, был очевидцем позора. И вот тут я разозлился окончательно.

— Ладно, тварь небесная, теперь держись… — прошипел я, досылая в ствол последний патрон. — Хотя тебя и жрать нельзя…

Шансы на хороший выстрел были исчезающе малы. Птица парила в аккурат на фоне заходящего солнца, и когда я поднял ружье, на мушке вспыхнула искристая радуга, закрывая коршуна совершенно. Дробь, как я помнил, осталась бекасиная, седьмой номер, а до цели метров пятьдесят, да порядка тридцати по вертикали. Сумма квадратов катетов равна, судорожно вспоминал я, равна… нет, не попаду. «Великая богиня, Диана — охотница, ты не послала мне нынче удачи, позволь хотя бы отомстить!», взмолился я мысленно и спустил курок.

Бабах! Приклад впился в многострадальное правое плечо, я бросил бесполезное ружье под ноги и принялся яростно протирать слезящиеся глаза. Зрение вернулось, и я увидел замечательное зрелище.

Коршун падал. Очевидно, пробитый навылет, все в той же неподвижности он приближался к земле и, наконец, кувыркнулся в разлапистые ветки орешника на краю просеки. Я испустил ликующий клич, забросил ружье на плечо и рванул напролом сквозь топь, безуспешно пытаясь защитить руками лицо от бритвенно жгучих прикосновений осоки. Жирные серые лягушки с гневным кваканьем разбегались из под сапог. С маху перепрыгнув замшевую гнилую корягу, я выбрался на окраину просеки, дальше дело пошло легче.

Для чего нужна мне была тушка изувеченного коршуна? Ни для чего. Просто это был первый удачный выстрел после дня разочарований, и невозможно было отвести глаза от заветного орехового куста. Так что на лежащего ничком человека я едва не наступил, а если точнее — споткнулся об него.

Человек стонал. В растрепанных длинных волосах виднелась совсем свежая кровь, она неторопливо стекала по щеке в мох, и одна рубиновая капля тяжело раскачивалась на слипшейся в косичку пряди. Господи милосердный, подумал я с ужасом, ведь это я его так «угостил»! Вот тебе и удачный выстрел, вот и достойный конец этого проклятого дня… Но — как вообще я мог в него попасть? Стрелок я аховый, но ружье у меня бьет кучно, тому есть примеры — тот же коршун, скажем, замертво свалился… С другой стороны, полсотни метров — расстояние приличное, некоторый разлет не исключен. Одна, две шальные дробинки могли попасть, конечно, но это же ерунда! Крохотный шарик на такой дистанции может ушибить, испугать может, заставить заорать, но этот даже не вскрикнул. Этот — лежит пластом, стонет, кровь. КУДА надо попасть, чтобы ТАК?..

Эти множественные мысли, как обычно, проносились где-то на втором плане, все это было пока не важно, главное было сейчас — что можно предпринять сразу и куда бежать потом, и я судорожно соображал, одновременно переворачивая пострадавшего на спину, к себе лицом. Лицо оказалось — как лицо, бледное, шелушащаяся неровная кожа, глаза закачены, багровая ссадина на лбу. Широкая, длинная — уходит под волосы, в середине рваный порез, по краям — царапины поменьше. Это не мог быть след от дробинки, дробь ранит не так. А слева от головы лежащего обнаружилось то, что ранит как раз так: мертвая, но еще крепкая деревяшка, торчащая из земли — не то полузакопанный сук, то ли высохший корень, с широким и острым обломанным краем. Следы крови на нем были видны невооруженным глазом. Так.

Признаться, первым чувством, нахлынувшим на меня, оказалось постыдное и буйное облегчение — не я! Возможно, конечно, он испугался выстрела, но это второй вопрос, главное — ничего непоправимого не произошло. Ну, шел человек, споткнулся, упал. Ударился. Ободрался. Бывает. Больно ударился и серьезно ободрался, но бывает со всяким. Со мной, например. Не далее чем четверть часа тому назад.