Пётр Курков - Третий меморандум. Тетрадь первая. Первоград [litres]

– Скоро отлив, – озабоченно сообщил шкипер Неретин. – Часа через два нужно будет отходить в море. Что они тут, повымирали?

Казаков посмотрел на шкипера и внутренне улыбнулся. Вот уже месяц Неретин отращивал бородку, подобающую званию, но из-за восемнадцатилетия капитана бородка упорно имела вид не шкиперский, а какой-то разбойничье-кайсацкий.

– Не думаю, – сказал он. – Видите, от изгороди тропинка в сайву по песку? Они, наверное, перебрались вглубь острова, а сюда приходят как раз в отлив, верши осматривают. Так что давайте-ка мы выгрузимся, а вы потом отойдете подальше. Связь – по рации.

Подавая пример, координатор спрыгнул с борта на решетчатый настил и пошел к берегу, балансируя над водой, лениво плескавшейся между ребер решетки. Кажется, это даже и не мостки были вовсе (кому бы сюда швартоваться?), а что-то вроде садка, на дне которого, под ногами Казакова, густо ветвились трубочки приливных червей.

«Хорошо устроились, черти», – подумал Казаков, ступил на берег, с некоторым удовольствием прошелся по плотному, слежавшемуся песку, подошел к навесу. Под его крышей на множестве деревянных полочек были разложены, развешаны дары моря – сушились впрок. Стволы, поддерживавшие навес, были не земными: бугорчатая древесина без коры, узлы-суставы – все это напоминало толстый и поросший ракушками бамбук, но было настоящим деревом.

Казаков оглянулся: новые ссыльные вереницей сходили по решетке на берег. Одна из девиц поскользнулась, нелепо замахала руками и с визгом плюхнулась в воду; соседи испуганно закричали и немедленно извлекли пострадавшую, будто море вокруг кишело чудищами. Выбравшись на берег, рокеры и их дамы принялись озираться с растерянным любопытством. Следопыты тоже глазели вокруг, особо не обращая внимания на пленных: бдительные морячки все равно держали их под прицелом пулемета. Да и это, пожалуй, было излишним, никакой опасности уже не представляли бывшие грозные легионеры, а тем более их отнюдь не глупый герцог. С ним, кстати, Казаков с удовольствием бы пообщался, если бы не свидетели…

– Будем ждать хозяев, – сказал Казаков. – Все могут загорать… кроме, конечно, одного из вас. – Он кивнул Следопытам и подал пример, стянув рубашку и плюхнувшись в обжигающий песок.

– Мы посменно, – сообщил старший из Следопытов.

Ссыльные тоже садились, ложились – временно отдохнуть от горестей. Дамы стягивали свои балахоны, нимало не смущаясь отсутствием белья. Казаков принялся смотреть на море, где покачивался белый, изящный «Альтаир». К солено-остро-гнилостному запаху побережья примешивался еле уловимый дух солярки. «Начинаем загрязнение окружающей среды, – подумал координатор. – Надо Левченке мыслю подкинуть: "Долой огонь, врага экологической системы"».

– …Сан Саныч, – позвал голос откуда-то издалека. Казаков вздрогнул и открыл глаза. Оказывается, он незаметно задремал. Он рывком сел, отчего в голове слегка замутило, а перед глазами поплыли круги. Было томно.

– Идут, – сообщил Следопыт.

От границы сайвы двигались две темные фигурки. Казаков оглянулся на море: море отступало, оставляя полоски взбитой пены и клочья водорослей. Деревянная осклизлая решетка садка-причала была уже почти полностью на обсохшей литорали. Крупная панцирная рыба билась в луже, какие-то мелкие твари, панически размахивая клешнями и хвостами, мчались вдогонку воде. Приливные черви со слабым всхлипом втягивали свои трубки в норы. «Альтаир» уже маячил где-то вдали, в километре, не больше, от берега: Неретин боялся зацепить килем дно в малознакомых местах. Следопыты поспешно одевались и озабоченно обтряхивали автоматы. Рокерские девицы, вдруг застеснявшись чего-то, тоже принялись натягивать балахоны.

Фигурки среди камней ускорили шаг. Последние метры они преодолели почти бегом и остановились, с любопытством (довольно-таки жадным, сразу подсчитав, что женщин среди выгруженных больше мужиков) озирая табор. Герцог встал с песка, с достоинством отряхнул и одернул свое одеяние. Казаков, неспешно натягивая рубашку, разглядывал панков.

Юнцы сильно изменились – похудели, загорели до черноты, отрастили ежики на головах и равновеликие редкие бороденки. Одеты они были легко и странно: плавки, широкие кожаные портупеи на голое тело, самое интересное – плащи из шкур обезьян, закрывавшие плечи, спадавшие по спине до пояса и с капюшонами.

Сейчас капюшоны были откинуты. На ногах было нечто вроде кожаных унт с деревянными, видимо, подошвами; на портупеях висели ножи, топоры и короткие деревянные лопатки. Грудь и левая рука одного из парней были исполосованы страшными, корявыми шрамами.

– Еще привезли? – хрипловато спросил этот израненный, обращаясь к Казакову.

– Еще, – подтвердил Казаков.

– Это хорошо, – раздумчиво сказал парень со шрамами и еще раз оглядел рокеров, подошел к герцогу, сразу выделив его как главного, протянул руку, представился: – Виктор.

– Роман, – не менее лаконично ответствовал герцог.

– За что это вас?

– Война была… – Герцог искоса глянул на координатора. Израненный Виктор сделал большие глаза.

– Вот даже как… Ладно, потом расскажете. Сейчас улов соберем и пойдем в гости.

– Мы поможем, – оживился герцог и сделал головою приглашающий жест. Офицеры повскакали с песка и обступили панков.

Через несколько минут старые и новые ссыльные обирали обсохшие верши, откапывая уходящих в песок тварей и сдержанно матерясь или визжа – в зависимости от пола, – когда какая-нибудь из них кусала за палец. Добыча складывалась в мешки, извлеченные панками из-под плащей. Через полчаса сбор даров моря был завершен.

– С нами пойдете? – обратился Виктор к Казакову. – У нас вообще-то проблемы…

– Пойдем. – Казаков открыл футляр рации, покопался в ней, сообщил на «Альтаир», что отправляется инспектировать быт ссыльных. – Далеко?

– Нет, часа полтора…

Через час они шли по едва заметной тропинке через сайву. Она была не совсем такая, как дома. Среди привычных саговников («ананасов», как их называли ссыльные) попадались росшие пучками, из одного мясистого пня, побеги тех самых коленчатых стволов. Из каждого узла рос пучок черных листьев, и все это растение очень напоминало безумную гигантскую икебану из бамбука, морских ракушек и листьев саговника. Виктор, накинув на голову капюшон, шагал рядом с координатором. Он выглядел довольно нелепо; впрочем, и сам Казаков, и Следопыты (один впереди колонны, двое чуть отстав), и новые ссыльные смотрелись не менее живописно: в своеобразных венках из побегов саговника, похожих на гигантские вороньи гнезда. Их соорудили по совету «аборигенов»; оказывается, в листве «бамбука» обитали «пиявки» – существа, обладающие привычкой падать сверху на все движущееся и кусать. Яд пиявок, видимо, мог парализовать любого теллурийского зверя. Для человека он был не смертелен, но очень болезнен и оставлял долго заживающую язву. Второй панк, молчаливый «Фенимор» (как звал его Виктор), продемонстрировал на плече круглую рану с красным дном с металлический рубль величиной.