Эрик Флинт - 1632

Тошнота была вызвана накатившимся ужасом. Ужасом, вдруг снова всплывшим из памяти.

На время она забыла о нем. Занятая уговариванием женщин и их детей придерживаться азов санитарии во время еды. Тупо беспокоясь о том, как справиться с ситуацией, складывающейся между Гретхен и Джефффом. Ими сегодня; со всеми другими девушками, она знала, в течение недели — с другими американскими парнями с оружим, которые могут защитить их — все это держало ее ум занятым. Привычка школьного учителя, выкованная на протяжении десятилетий — поддержание приличия и дисциплины — крепко въелась в нее.

Но теперь недавнее снова перед глазами. Память напомнила. Напомнила трех мальчиков, которым было не более, чем четырнадцать лет, сидящих на корточках у ее ног, как зверьки — с пустыми глазами, и онемевшими лицами. В то время как их матери, сестры и тети вопили, завывая, как баньши. Все они, за исключением Гретхен, были совершенно уверены, абсолютно уверены!..

Что Мелисса Мэйли пришла, чтобы убить их.

Она почувствовала, что ее вот-вот вырвет.

Только не здесь! Они подумают, что еда отравлена.

Стремительно, она вскочила и быстро зашагала прочь от стола. Она отмахнулась от обеспокоенного взгляда Джефффа. Пусть думает, что мне нужно срочно что-то сделать, вот и все. Джеффф, она знала, успокоит других. На него можно было положиться. Хороший мальчик.

Выскочив из кафетерия она повернула налево и проскочила через большие двери, ведущие на другую сторону здания. Мелисса почти бежала. Она не могла больше сдерживаться и была полна решимости оказаться подальше от поля зрения беженцев. Ночь уже почти наступила, но слегка фиолетовое небо еще позволяло разглядеть площадь.

Она повернула направо, подальше от окон кафетерия. Здесь, в полутьме, она ускорилась. Ее босые ноги гулко шлепали по дорожке, по которой она часто шла в школу.

Она не могла сделать это в кустах возле технического центра. Там могли заметить.

А здесь уже достаточно далеко.

Она сошла с дорожки и упала на колени. Несчастная еда из кафе вылетела на невинную траву. Вместе с ней из нее ушли убийства, изнасилования, пытки. Все жестокости, о которых она знала, теперь покрыли землю. Ужасы прошли, тоска осталась. Едкий запах вытравленного был таким зловонным, таким гадким, что ему трудно было подобрать название.

К этому времени, внутренний мир Мелиссы Мэйли полностью изменился.

Она откинулась назад и глубоко вздохнула. Чистый воздух наполнил ее легкие. Она яростно начала исследовать свой разум.

Это по-прежнему я , поняла она с облегчением.

Другая. Но все-таки я.

Майк и Ребекка нашли ее спустя несколько минут. Они, как обычно, приехали на заседании комитета. Необычным было то, что они шли рука об руку. Вид этих нежных соприкосновений помог Мелиссе выйти из отчаяния.

Майк встал на колени рядом с ней.

— Вы в порядке?

Он посмотрел на остатки пищи, блестящие в свете восходящей луны.

Мелисса кивнула.

— Я в порядке.

И понимая абсурдность такого заявления, она жестко усмехнулась.

— Физически, по крайней мере.

Ее глаза наполнились слезами.

— О, Боже, Майк, они думали, что я собираюсь приказать их убить.

Мгновением спустя, когда он прижал к себе ее голову, она начала рассказывать. Ребекка опустилась на колени рядом с ней, прислушиваясь.

Когда Мелисса закончила, она сделала еще один глубокий вдох.

— Вы знаете, я теперь как будто в каком-то другом мире. Мысленно, я имею в виду. Никогда не думала, что со мной такое будет.

Она сжала челюсти. Следующую фразу она выдавила со сжатыми зубами.

— Я чувствую сейчас, что я бы каждого человека в этой армии — обеих армиях — выстроила у стены и расстреляла. Прямо сейчас.

Майк улыбнулся и погладил ее волосы.

— Успокойтесь, леди. Это говорит ваш юный радикализм, а не вы.

Мелисса попыталась удержаться от смеха. Не смогла, а потом поняла, что и не хочет. Юмор очищает.

— О Боже, неужели это правда? — спросила она. — Ничего нет хуже, чем самодовольный новообращенный адепт.

Майк тоже улыбался.

— Господь спасет нас!

Улыбка исчезла. Он покачал головой.

— Мелисса, я только что разговаривал с Джеймсом. Он провел последние два часа, обследуя пленных. Шотландцы отвели захваченных протестантских наемников в Баденбург. А католиков мы разместили под охраной на ярмарочной площади.

Он нахмурился.

— И знаете, что он сказал мне,? Он сказал, что эти люди напомнили ему тех жестоких детей и молодых зверят, с которыми он рос. Он же выходец из гетто, Мелисса. Вы этого не поймете. Человек с жизненным опытом Джеймса понимает все намного лучше, чем мы все, про таких людей. Поставьте любого в такие обстоятельства — жестокие обстоятельства — и вы получите тот же результат. Некоторые из них являются настоящими чудовищами, с которыми бесполезно разговаривать. А остальные? Большинство из них?

Он пожал плечами.

— Обычные люди, вот и все. Затраханные в затраханном мире.

Она хихикнула. Окружающие всегда были осторожны, удерживаясь от использования ненормативной лексики в ее присутствии. Учителя! Из Бостона! Как освежающе было услышать это. Правда была в том, что при всей своей чопорности — и строгом внешнем виде — Мелисса Мэйли была далеко не ханжа.

Упоминание о Джеймсе увело ее мысли в сторону, на мгновение. Она посмотрела в темноту, вспомнив его лицо. А теперь впервые поняла, что сразу, как встретила его, она влюбилась в это лицо.

Безумно. Эти грубые, жесткие, черты лица, возможно, показались бы ей отталкивающими у другого человека. Но интеллект и юмор Джеймса покорили ее, это был настоящий мужчина.

Эти мысли, должно быть, выплыли на поверхность, прежде чем она спохватилась.

— Джеймс, — пробормотала она. Вырвавшийся звук был многозначительным.

Она не заметила быстрый, наполовину удивленный взгляд, которым обменялись Майк и Ребекка. Ребекка откашлялась.

— Очень привлекательный мужчина, — тихо сказала она.

— Вдовец, — добавил Майк.

Мелисса фыркнула.

— Майкл Стирнс, вы как-то нелепо выглядите в качестве свахи для своего бывшего учителя.

Майк улыбнулся.

— Да уж, — признался он. — Ну и что? Джеймс Николс — не худший выбор, миссис Мэйли.

— Худший у меня уже был, — сказала Мелисса. — Мои чертовы мужья…

Она покачала головой с сожалением. Второй брак Мелиссы не удался — быстро и катастрофически, впрочем как и первый. А с романтическими воздыхателями она иногда, очень редко, еще встречалась. Обычно подальше от города. В группе других учителей на конвенциях профсоюза. Далеко, случайно, безопасно. Ей было пятьдесят семь лет, и все это было уже в прошлом. Она была поражена. Так давно? Пять лет?