Светлана Липницкая - Вакансия за тридевять парсеков

– И сколько я там пробуду – месяц, год? Десятилетия? За это время на Земле все так изменится, что я уже не впишусь. Если возвращаться, то сразу. Иначе смысла нет, лучше тогда остаться тут.

– Но-мы-еще-долго-к-Земле-не-полетим-это-изученный-сектор-туда-флагманы-не-гоняют-просто-так-останешься-здесь-домой-вряд-ли-вернешься-хочешь-я-попробую-с-капитаном-поговорить-правда-сомневаюсь-что-он-меня-послушает-он-вообще-человек-такой-непростой…

– Я уже сама не знаю, чего хочу. – Я потерла лоб и неожиданно поняла, что действительно очень устала.

Утренние события выбили из колеи, отодвинув собственные желания на задний план. Вот я уйду, а что будет с «Фибррой»? Вдруг этот предатель задумал что-то страшное? Я-то сама на Флиберии буду в безопасности, а ребята? Нельзя позволить им и дальше летать рядом с ним. Надо что-то делать, но как остановить здоровенного огнеопасного пришельца, и поверят ли мне, если я устрою ему очную ставку? Слово приблудной землянки против флиберийца из командного состава… Да-а, тут все непросто.

– А-я-вот-очень-хотел-бы-чтобы-ты-осталась-и-не-думай-что-это-я-просто-потому-что-мне-лень-снова-тут-справляться-одному. – Веник ободряюще улыбнулся. – Хотя-ты-здорово-мне-помогаешь-я-без-тебя-бы-тут-совсем-закопался-но-просто-я-буду-по-тебе-очень-скучать.

Всхлипнув, я порывисто обняла его поперек живота – докуда доставала. Веник смущенно крякнул и неловко погладил меня по спине. Стремясь поднять мне настроение, он сел рядом и принялся наигрывать нежную мелодию на книктаре. Когда я впервые увидела линатианский музыкальный инструмент, то приняла его за оружие. Книктар был похож на бумеранг, иззубренный и очень острый. Вряд ли кто-то еще мог бы творить на нем музыку. Лично мне эта штука напоминала метательные звезды ниндзя или что-то вроде того. Было в нем что-то зловещее. Но, конечно, не для мирной натуры Веника – для него это был всего лишь инструмент, не опаснее гитары или дудочки.

Я слушала и понемногу таяла. Венимор сказал именно то, что мне так хотелось услышать: на «Фибрре» кто-то вспомнит обо мне, когда я уйду. И от этого на сердце потеплело, будто внутри взошли два флиберийских солнышка.

А с Ингрейманом мы еще разберемся. Главное убедить кого-то в моей правоте. И, кажется, я уже знаю, с кого начать.

Поздно ночью я прокралась к каюте Рима и, беспрепятственно открыв дверь уже опробованным способом, прошла внутрь. После освещенного коридора в каюте было темно, как в склепе. Я с трудом пробралась через завалы всяких безделушек, судя по хрусту, раздавив пару вещиц. Хорошо хоть каюты типовые, можно примерно сообразить, в какую сторону идти. Глаза быстро адаптировались, и темнота оказалась не такой уж кромешной: каюту тускло освещали несколько предметов из коллекции Рима. Я цапнула с полки и внимательно разглядела один из них: неприглядный камешек размером с грецкий орех излучал изумрудный свет, как гнилушка.

Флибериец сладко посапывал на кушетке, уткнувшись носом в подушку. Я минутку поумилялась и заодно разглядела экзоскелет на спине, подсвечивая себе светящимся камешком.

– Рим, проснись, дело есть.

Парень глухо застонал и выругался на непонятном языке, напирая на «к».

– Это ты по-флиберийски сейчас сказал? – с любопытством уточнила я, присаживаясь на корточки рядом с кроватью. Вообще-то язык был ничего, певучий, но какой-то излишне агрессивный, что ли. Хотя ругательства на каком ни скажи…

– Никакого покоя от этой девчонки! – сонно пробормотал Кип, выходя из спящего режима. – Ну чего тебе?

– А ты зачем проснулся, я к тебе, что ли, пришла? – огрызнулась я. – Спи себе дальше, устройство виндоус!

Кип от возмущения полыхнул не синим, а оранжевым.

– Моя прабабушка вычисляла лучше, чем все ваши земные технологии, вместе взятые!

– Да заткнитесь вы оба, – проворчал Рим.

Он неохотно сел, свесив с койки босые ноги, и несколько секунд медитировал на мой наряд. Панель управления упорно выдавала мне мужскую одежду, не реагируя на возмущенные тирады в свой адрес, так что я была в непомерно огромной футболке, рассчитанной скорее на комплекцию Ингреймана, и, к счастью, в собственных трусах. Выбежав из каюты, я как-то не подумала переодеться, а потом просто стало лень возвращаться. В конце концов, Рим сам не шибко одетый, да и чего он, голые ноги никогда не видел?

Рим перевел взгляд повыше, широко зевнул и выдал:

– Если ты хотела меня соблазнить, то знай – попытка провалилась.

– Это потому что ты ешь мало сельдерея, – отшутилась я. – И нечего ржать, я по серьезному делу пришла.

– И оно не терпит до утра, потому что?..

– Речь идет о заговоре.

Кип издал пренебрежительный звук, свойственный лошадям, и мне захотелось накрыть его подушкой и сесть сверху, чтобы не слышать ехидного голоса.

– Все с ней понятно! Айримир, давай спать, девчонке просто хочется внимания.

– Слушай, заткни его, или я за себя не ручаюсь! – предупредила я, указывая пальцем на вредный коммуникатор.

Рим закатил глаза, призывая на наши головы громы небесные, и сдвинул одеяло так, чтобы прикрыть не только себя, но и лежащего у подушки Кипа. До меня вдруг дошло, что под одеялом на парне ничего нет, и я неожиданно для себя страшно смутилась.

– Саша, у меня высадка через несколько часов, и я не собираюсь переносить ее из-за твоей бессонницы. – Рим хмуро протер заспанные глаза. – Либо не тяни резину, либо давай отложим этот разговор до моего возвращения.

Я собралась с мыслями и выложила ему все, что запомнила. Рим слушал внимательно, сосредоточенно хмурясь, но выдал совершенно не ту реакцию, которую я ожидала:

– Не может быть. Кто угодно, но не Ингрейман.

– С чего такая уверенность? По мне, так он тот еще жук.

– Он первый помощник Леотимира и его лучший друг. Если бы ему что-то понадобилось, он просто попросил бы, и ему бы это отдали без вопросов.

– Но ты же не знаешь, что именно ему нужно! Может, что-то очень ценное, такое, чего ему никто не даст.

– Леотимир отдал бы ему даже саму «Фибрру». – Пожал плечами Рим. Металлические пластинки экзоскелета на его руках и груди красиво блеснули в свете инопланетных безделушек. – Да и нет у нас ничего столь уж ценного.

– Тогда что я слышала?

– Скорее всего, ты что-то не так поняла.

– Да все я так поняла! Может, это и не ваш Ингрейман вовсе!

– Ну да, – усмехнулся флибериец. – Что я, Ингреймана не узнаю? Мы с ним двадцать лет знакомы! А уж Леотимира точно не обманешь переодеваниями.

– Может, это его злобный брат-близнец. Он никуда не отлучался в последнее время в одиночку?

– Вызывали его тут как-то из МИК. Но оказалось, что по ошибке, так что он вернулся в тот же день. – Рим честно напряг мозги, припоминая, и спохватился: – Саша, ну что за чушь? Нет у него никаких братьев, тем более близнецов! Ингрейман вообще единственный ребенок в семье!