Джеймс Лавгроув - Firefly. Великолепная девятка

Тем не менее ящики и контейнеры, из которых состояла баррикада, постепенно разрушались под воздействием огня «Грабителей». Она уже все меньше защищала тех, кто находился за ней. Рано или поздно очередная пуля прошьет один из ящиков насквозь.

– Отступаем! – крикнул Мэл. – Эту позицию нам не удержать. Назад!

Бук, Инара, Темперанс и Саймон немедленно подчинились; Саймон не скрывал своего облегчения. Зои и Уош продолжали вести огонь, а Мэл тем временем подполз на четвереньках к выключателю и ударил по нему кулаком. Трап начал подниматься.

Пули «Грабителей» напрасно гудели и щелкали, ударяясь по нижней поверхности трапа, пока он аккуратно становился на свое место. Мало-помалу стрельба стихла: «Грабители» поняли, что просто понапрасну тратят патроны. Они уже не могли попасть в тех, кто укрылся на корабле.

Но вскоре, подумал Мэл, они испробуют какой-нибудь другой метод. В покое «Серенити» не оставят. «Грабители» понесли значительные потери – по его подсчетам, от них осталась половина, а то и меньше, – но это лишь добавит им решимости.

Теперь речь уже шла не о том, чтобы взять в плен Ривер и Джейн, и не о том, чтобы избавиться от таких досадных помех, как Мэл и остальные члены команды.

Теперь «Грабители» жаждали крови. Они мечтали отомстить.

Шем Бэнкрофт испытывал сильную боль. Онемение прошло, и теперь левая половина лица была словно в огне. Ему было больно разговаривать, поворачивать голову и даже мигать.

С чужаками нужно посчитаться хотя бы за это. Малькольм Рейнольдс и его команда укрылись на корабле. Правда, Шем, окажись он на их месте, поступил бы точно так же. Теперь «Светлячок» стал их крепостью, и они подняли мост. Умная тактика, но трусливая – не дать бой, а отступить.

Кроме того, неприступных замков не бывает. Их же всегда можно осадить, верно?

Шем спросил себя – а что бы сделал в подобной ситуации Элайас Вандал? Он бы не мытьем, так катаньем проник на корабль, вот что. Как бывший Пожиратель – якобы Пожиратель, поправил Шем сам себя, ведь в истории Вандала концы с концами не сходились, – Вандал пошел бы на все, лишь бы заполучить этих девушек. Он бы применил грубую силу, чтобы получить желаемое.

Шем считал себя чуть более хитроумным. Прежде всего он стал искать уязвимые места корабля. Судя по тому, что он знал о схеме «Светлячков», в верхней части корабля должен быть по крайней мере один люк для эвакуации. Люк можно взломать, разрезать горелкой, даже взорвать с помощью динамита. Иллюминаторы тоже, возможно, не устоят. Кварцевое стекло, покрытое алмазами, было чуть более хрупким, чем пластины обшивки. Пара точных выстрелов из гранатомета, и оно так сильно потрескается, что его удастся вышибить одним-двумя сильными ударами ноги.

Поднять людей на корабль сложно, но не невозможно. У «Грабителей» есть веревки. Из стремян и шпор они изготовят крюки.

Хотя боль и не ослабевала – если уж на то пошло, то она даже усиливалась, – но Шем вдруг ощутил мощный прилив удовлетворения.

Он знал, что не умен – по крайней мере, он не из тех, кто набирается ума из книжек.

Но временами он был чертовски находчивым.

Джейн прислушивался к какофонии взрывов и стрельбы, и в нем росло раздражение. Тяжело лежать на больничной койке, пока вокруг кипит сражение. Эта пытка была едва ли не хуже, чем боль в груди. Он должен участвовать в бою – и не потому, что он какой-то дуболом-мачо, которому приятно стрелять в людей. Ну, может, отчасти и поэтому. Но главная причина заключалась в том, что он лучше всех на корабле разбирается в этих делах – даже лучше, чем Мэл и Зои. Это его стихия. Рыбы плавают в воде, птицы летают в воздухе, а Джейн Кобб участвует в перестрелках. Он жил этим. Кое-кто мог даже сказать, что он от этого тащится. Например, так утверждала та девочка из борделя Нанди. Хелен – так ведь ее звали, да?

Кроме того, «Серенити» – его дом, а ведь мужчина свой дом защищает, верно же? Это один из главных принципов настоящего мужчины. Если кто-то пришел к тебе домой со злыми намерениями – отправь ублюдка на тот свет. Так полагается, и об этом ты ни капельки не жалеешь.

Оборона «Серенити» стала для Джейна еще важнее теперь, когда на корабле находилась его семья. Его родная дочь. Его плоть и кровь.

Джейн все еще привыкал к мысли о том, что он – отец. Для него это известие стало настоящим шоком. Столько лет он прожил свободным, словно ветер, не связанным обязательствами. Из родственников у него были только мама и брат Мэтти, но теперь внезапно у него появилось потомство, а с ним и множество обязательств.

Он пока не мог понять, как он относится к Джейн Макклауд. Он пару раз пообщался с ней, и она показалась ему неплохим ребенком – смышленой, стойкой и решительной девочкой.

Однако к ней как к дочери он испытывал странные, сильные чувства, к которым он не привык. Главным образом ему хотелось любой ценой защитить ее – например, когда он решил, наперекор здравому смыслу, выступить вместо Мэла в поединке против Вандала. Еще совсем недавно он с любопытством ожидал, когда начнется бой между Мэлом и Вандалом, и лениво размышлял, не заключить ли с кем-нибудь пари об исходе поединка. И вдруг, после серии все более прозрачных намеков Мэла на отцовство, Джейн вдруг понял, что Джейн, скорее всего – его дочь, Джейна накрыла волна определенности . Это чувство застало его врасплох. Он вдруг ощутил, что готов на все, даже на любую подлость, лишь бы защитить Джейн. Это чувство никуда не исчезло – и, вероятно, с тех пор даже усилилось.

Прямо сейчас оно говорило ему, что он уже не может оставаться в изоляторе. Это просто не вариант. К черту Саймона Тэма и его познания в медицине. Много он понимает, сопляк.

Но сначала нужно вытащить из руки чертову иглу капельницы.

Джейн взялся за трубку и тянул, пока игла не выскочила.

Это было немного неприятно, особенно то, что из вены, в которую была вставлена капельница, сразу тонкой струйкой потекла кровь. Неприятно, но терпимо.

Затем настало время слезть с кушетки.

Ощущения от этого действия Джейн даже не мог назвать «ужасными».

К ним больше подходило слово «чудовищно».

Джейн пытался двигаться осторожно, дюйм за дюймом. Но как только он спустил одну ногу с кушетки, все его тело застыло от приступа боли. Продолжать он не мог, но и вернуться обратно – тоже. Он застрял в этой позе, с одной ногой, беспомощно болтающейся в воздухе. Любое движение лишь усиливало боль.

В конце концов он понял, что у него только один выход.

Стиснув зубы, Джейн заставил себя скатиться с кушетки.

Об пол он ударился неповрежденной частью тела.

Это был единственный позитивный момент. Все остальное было мучительно. На Джейна накатила волна зверской боли, и ему захотелось свернуться клубочком на полу и зарыдать, как младенец.