Александр Михайловский - Визит «Полярного Лиса»

Мой визави молчал. Неужели и вправду так глубоко задумался о названии? Что ж, это правильно – перед ответственным делом иногда полезно отвлечься мыслями на что-то второстепенное – это позволяет не скопиться нервному напряжению.

Однако минуты через две тактик Рокоссовский усмехнулся и сказал:

– Речь ведь о песце, правда? Да, все, что вы о нем рассказали – это так и есть, но, кроме того, зверек этот не брезгует и падалью…

– Что вы хотите сказать? – спросила я, уже чувствуя, что поднятую тему предстоит копнуть глубже. – Уже не считаете ли вы, что это название не вполне подходяще для боевого корабля?

– Да не то чтобы я так считаю… – задумчиво произнес он, – но почему-то мне кажется, что в этом имени есть некий неизвестный нам с вами подтекст…

Несомненно, он был прав. А я оказалась не идеально компетентна… Я была уязвлена. Непременно теперь выясню все об этом названии! Хумансы на нашем корабле должны это знать. А пока мне осталось только восхищаться сидящим напротив человеком. Он открылся мне в каком-то ином свете. Да-да, благодаря своим умозаключениям о названии корабля. И вправду – не зря психосканер решил, что он и только он способен организовать оборону Минска таким образом, чтобы все мы оказались в чистом выигрыше по всем позициям, а враг, соответственно, в проигрыше. Его мозг устроен совершенно удивительным образом – он видит смысл и подоплеку там, где другие и не подумают искать… Да ведь он просто необыкновенно гениален! Собственно, и облик его это подтверждает…

– Возможно, товарищ Рокоссовский, – пожав плечами, сказала я, – все дело в том, что корабли нашего типа были предназначены к набеговым и диверсионным операциям. Наш корабль должен был наносить внезапные удары в глубине вражеского пространства и тут же отступать, не дожидаясь момента, пока против него не обратятся все силы ада. Когда слабый атакует сильного, он должен использовать все возможности для того, чтобы, причинив врагу ущерб, отступить в полном порядке, вернуться и нанести новый удар. Быстрое пронырливое животное с острыми зубами и хитрым разумом, способное выжить и победить там, где выжить и победить почти невозможно – вот что такое «Полярный Лис», и мы гордимся этим названием. – Я вздохнула и добавила: – Если бы сюда вместо нас явился планетарный линкор или хотя бы тяжелый крейсер-тактик, то уцелевшие перепуганные дейчи уже прятались бы по щелям в своей разрушенной и выжженной стране, а война с их стороны прекратилась бы сама собой. Но, как мне кажется, в такой победе не было бы чести, и ее плоды оказались бы крайне недолговечными. Что далось даром, то даром будет и промотано, и это правило справедливо не только в отношении денежных операций.

В ответ он только пожал плечами – то ли признавая мою правоту, то ли отрицая мои слова. Возможно, его отталкивает слово «империя», которое у местных сильно не в чести, а возможно он еще не составил о нас своего окончательного мнения. Мне очень жать, если оно в итоге окажется негативным. Хотя я думаю, что этот хуманс выше расклеивания ярлыков и сумеет разобраться, что является коренным, а что наносным.

Наш полет подходил к концу. Еще пять минут – и мы на месте. Начнется большое дело, и будет не до «лирических отступлений», как выражается командир нашего крейсера каперанг Малинин. А пока я смотрю на этого удивительного хуманса, и мне в голову лезут совершенно непрошенные и неподходящие для данного момента мысли… Этот мужчина статен и красив. Необыкновенно умен… Полон достоинства. Да что там говорить – у него редкостный набор генов! Родись он в империи, его гены попали бы в золотой фонд генных банков, и таких, как я, награждали бы ими, будто орденами и медалями…

Во мне взыграло исконно темно-эйджеловское чувство, требующее, чтобы потомство происходило только от самцов с премиальными характеристиками. Мне пора размножаться, и я хочу произвести потомство именно от этого хуманса! Наш с ним ребенок унаследует все его и мои качества и прославит Новую Империю… Кроме того, этот мужчина весьма недурен собой, и было бы неплохо проделать это не по-эйджеловски, с помощью медицинской техники, пробирок и пипеток, а более классическим для хумансов способом – в горизонтальном положении или же в «пузыре невесомости». Наверняка он никогда не занимался этим при нулевой силе тяжести, и ему такой способ делать потомство должен понравиться…

Видимо, мои мысли были достаточно отчетливо написаны на моем лице, потому что Константин Константинович (ну да, хуманс же, тем более из этого мира) как-то смущенно закашлялся. Он явно чувствовал себя неловко. Впрочем, очень скоро этот щекотливый для него момент закончился – мягкий толчок возвестил о том, что шаттл приземлился в пункте назначения. Что же, я постараюсь проследить за тем, чтобы он выжил во время этой несомненно опасной операции, а потом мы снова вернемся к этому вопросу…

30 июня 1941 года, около полудня, Береза-Картузская лагерь военнопленных.

Лагерь советских военнопленных (9-й армейский сборно-пересыльный пункт) в Березе-Картузской размещался в старых казармах русской армии. В связи с тем, что в ближних окрестностях в ходе неудачных контрударов 23-24 июня были наголову разгромлены три стрелковых, две танковых и одна механизированная дивизия РККА, лагерь оказался переполненным. Даже немецкая администрация, офонаревшая от нечаянных успехов вермахта, не знала точно, сколько у нее тут народу. Конечно, немцы – нация пунктуальная, но когда оказавшихся безоружными из-за того, что у них кончились патроны, советских солдат тысячами сгоняют за колючую проволоку с вышками, оставшиеся еще от поляков, становится не до учета и контроля. Вот набьем как-нибудь в камеры (то есть в бывшие казарменные кубрики) по десять человек на одно место, а потом будем разбираться.

Историческая справка:* Добротные трехэтажные здания из красного кирпича были построены в 1894 году для расквартирования 151-го Пятигорского пехотного полка Русской императорской армии. В 1915 году, после великого драпа русской армии, Береза-Картузская была оккупирована кайзеровскими войсками, и в казармах разместился германский военный госпиталь, который пробыл на этом месте до поражения Германии в войне, заключения Версальского мира и роспуска кайзеровской армии. В 1919-1921 годах, во время советско-польских войн, Береза-Картузская несколько раз переходила из рук в руки, пока не осталась за панской Польшей.

С начала 20-х до начале 30-х годов в бывших казармах Пятигорского полка размещалась школа младших командиров пехотного резерва польской армии, потом школа специалистов речного флота. Затем, с 17-го июня 1934 до сентября 1939-го года в казармах располагался так называемый «изоляционный» (а на самом деле концентрационный) лагерь для политических оппонентов режима Пилсудского, коммунистов, польских, украинских и белорусских националистов, а также уголовных элементов. При этом охрана тоже состояла из провинившихся солдат и офицеров, для которых служба в этом месте являлась наказанием.