Генри Олди - Сын Ветра [litres]

– Тебе он тоже написал?

– Да. Полагаю, он написал всем.

– Вероятность девяносто шесть процентов, – уточнил Самсон. – Он всем написал, все и прилетели.

Рахиль кивнула:

– Вероятность девяносто три процента.

– Того, что он написал всем? – обиделся Самсон.

Он не привык, чтобы его расчёты брали под сомнение.

– Того, что прилетели все. Я взяла поправку на случайные обстоятельства.

И Рахиль повернулась к девушке:

– Зачем ты высадилась в «Энайоле»? Почему не ближе к Папиному дому?

– Почему не в самом доме? – буркнул Нейрам.

– В доме она постеснялась, – отмахнулась Рахиль. – Они лично не знакомы, плюс разница в возрасте. Папа Лусэро для неё – легенда, это понятно. Но почему космопорт?

Бат-Шева пожала плечами. Движение вышло искусственным, как у всех гематров, демонстрирующих эмоции.

– Мультивиза, – объяснила она. – Всем антисам в день совершеннолетия открывают бессрочную мультивизу на всех обитаемых планетах Ойкумены. С правом высадки на спутниках и разрабатываемых астероидах. Мы же всё равно высаживаемся, вот они и хотят, чтобы по закону.

– И что? – не понял Нейрам.

– Мне нравится предъявлять визу, – бесхитростно призналась Бат-Шева. Слышать такое от молодой гематрийки, живого учебника по высшей математике, было странновато. – Это повышает мою самооценку. Вам тоже, да?

Нейрам не нашелся, что ответить.

Все время полёта от Михра до Китты вехденский антис пребывал в дурном расположении духа. То, о чём он размышлял, напоминало приступ шизофрении. Я – Папа Лусэро, думал Нейрам. Однажды я почувствую, что скоро умру, и призову друзей: избавить меня от мучений. Я – Папа, я – старик на смертном одре; я ношу его в себе. Я – Натху Сандерсон. Я был потерян в космосе, как и он. Как и его, меня вырастила птица Шам-Марг, флуктуация высшего класса. Когда мальчика поймали, он восстановился в малом теле моложе, чем был на самом деле. Когда я восстановился после битвы под Михром, я тоже стал моложе. Папа Лусэро и Натху Сандерсон – они оба во мне, просто раньше я этого не замечал. Старик и ребёнок, смерть и жизнь.

Почему мне кажется, что это – одно и то же? Неужели я не уникален? Если хорошенько порыться в любом из нас, встряхнуть хлам биографий – неужели мы найдем мальчика и старика, жизнь и смерть, старт и финал?! Куда бы мы ни летели, какие бы чудовищные расстояния ни преодолели, в конечном счёте мы летим между этими планетами, из пункта А в пункт Б…

– Многие высадились здесь, – Самсон внимательно изучал движение пассажиров, персонала, встречающих и провожающих. – Очень многие. Могу рассчитать процент. Все в курсе, что Папе отказал только Кешаб. Все в курсе, что Кешаб обезумел. Прилётом сюда мы демонстрируем свою нормальность, в отличие от Кешаба.

Зал ожидания, стойки регистрации, выдача багажа, таможенные и пограничные посты, бар, ресторан – везде можно было видеть антисов. Кое-кто, заметив Самсона с сестрой, направился к ним, но сбавил шаг. Антисы видели, что гематры беседуют с Нейрамом, и не хотели мешать разговору. Кроме того, необщительность Нейрама была хорошо известна исполинам космоса. Никто не горел желанием нарваться на грубость или спровоцировать конфликт, особенно в сложившейся ситуации.

– Мы не понимаем, что происходит, – Нейрам по-прежнему смотрел в пол. – Мы озадачены. Мы хотим сперва разузнать хоть что-нибудь. И будь я проклят, если мы хоть что-нибудь узнаем.

– Узнаем раньше, чем этого захочет Папа, – уточнил дотошный Самсон. – Узнаем больше, чем он захочет. Даже умирая, он шутит свои обычные шутки. Я ему завидую, Рахиль.

Рахиль кивнула:

– Я тоже.

– Вы можете меня не перебивать? – возмутился Нейрам. – Я сказал «мы», имея в виду вас. Вас и остальных. Лично я не высадился в Папином доме совсем по другой причине. Мультивиза? Самооценка? Любопытство?! Тьфу! Это чепуха. Самсон, ты не в курсе: этот хам живёт у Папы? Я слышал, что да.

Самсон тронул вехдена за локоть:

– Ты о Тумидусе? Если да, тогда да.

Последняя реплика прозвучала двусмысленно.

– Ну вот, – Нейрам тряхнул белой гривой. – Я высажусь во дворе, а он в драку полезет. Рахиль, ты же помнишь: он обещал? Не хочется бить его при Папе. Драка на про́водах? Нет, не хочу. А при вас он не полезет. И вообще, он – человек пожилой, неудобно выйдет…

– Я помню, – согласилась Рахиль. – Да, выйдет неудобно.

Сегодня был день двусмысленностей.

«Генералу Бхимасене: включите конфидент-поле и отключите записывающую аппаратуру. Это важно. Жду подтверждения.»

Наглость анонима достойна восхищения. Давать указания главе антического центра Чайтры в чине генерала, даже не представившись?! Звонок не за счёт вызываемого абонента – в этом Бхимасена удостоверился первым делом. Если шутник, то богатый шутник. Минута, решает генерал. Я дам ему одну минуту, чтобы убедить меня: вызов действительно важен.

Отключить запись. Активировать конфидент-поле. Заблокировать дверь в кабинет, хоть об этом в сообщении речи не шло.

– Слушаю.

– Вы сделали то, о чём я просил?

– Да.

– Добрый день, генерал.

Рамка мигает. Показывает мужчину, ровесника Бхимасены. Кажется, даже комплекция схожая. Сказать точнее сложно: виден лишь «поясной портрет». Неброский дорогой костюм. Лицо холёное, усталое. Мешки под глазами. Складки на лбу стянуты к переносице. В каштановых, коротко стриженых волосах блестит иней седины.

Знакомое лицо. К сожалению, Бхимасена не может вспомнить, кто перед ним. Виделись? Где? Когда? Память отказывает.

– Сколько времени вы отвели мне на представление? – спрашивает гость. – Я бы отвёл минуту.

Генерал вспоминает недавний разговор с Самсоном Коэном.

– Вы гематр?

– Значит, я угадал, – гость смеётся: искренне, от души. – Приятно, не скрою. Нет, я не гематр. Меня зовут…

В мозгу Бхимасены щёлкает невидимый переключатель.

– Ян Бреслау, – произносят оба собеседника хором.

– Адъюнкт-генерал научной разведки Ларгитаса, – это гость добавляет уже сам.

Бхимасена выдерживает секундную паузу. Уточняет:

– Тиран. Я знаком с вашим оперативным псевдонимом.

Главный противник. Тот, кто непосредственно руководил поимкой Натху. Тюремщик юного антиса. Куратор экспериментов над мальчиком. Хозяин бункера-лаборатории. Тень, стоящая за созданием невиданной доселе угрозы: техноложских антисов.

Наверняка он приложил руку и к шадруванскому Саркофагу.

Ненависть, думает Бхимасена. Ненависть моя, где же ты? Ненависти он не чувствует. Настороженность – да. Жгучий интерес. Зачем ты вышел со мной на связь, Тиран?!

Бреслау дергает бровью. Наверное, это обозначает иронию.