Галина Чередий - Модификаты [СИ]

— Рисве, я хочу сказать…

— Нет, — отрезал он, — ты не станешь говорить, Софи!

Что же, похоже, выслушивать меня он не собирался. Очень типичное мужское поведение. Вот только вопрос: он не хотел вести диалог прямо сейчас или теперь уже никогда в принципе? Болезненное тянущее чувство появилось где-то в моем горле и стекло в центр груди.

— Рисве, нам придется поговорить о том, что Тикро… — попробовала я еще раз.

— Нет! — рыкнул он, выводя меня на открытый воздух и направляя к тропинке, убегавшей к озеру.

То есть вот такой он представляет нашу жизнь? Мы либо говорим о том и тогда, когда он этого хочет, или не говорим вовсе? А может, дело уже в том, что он, как я и опасалась, разочаровался во мне сразу и безвозвратно? Это тоже одна из свойственных властным и страстным мужчинам черт: его женщина должна быть идеальна именно таким образом, как он себе рисовал это долгие годы, а если нет, то просто блекнет и перестает для него существовать.

— Послушай, я понимаю, что должна была сама тебе рассказать о таком, а не позволять узнать подобным образом, и я бы это сделала чуть позже, — вывернувшись из его рук, я остановилась, желая уже разобраться во всем. — И не думай, что я стану противиться или сочту тебя непорядочным, если теперь ты решишь прекратить наши отношения…

— Софи, духами заклинаю, замолчи! Вали ведь меня предупреждала! А я, слепой глупец, ошибся и столько испортил! — Γлыба метнулся к уже показавшемуся вперед озеру и с разбегу бухнулся в воду.

Вали его предостерегала от связи со мной? Ну, в этом, как раз, ничего удивительного. Οна видела мою подноготную и, умудренная жизненным опытом, хоть и жалела меня, но прекрасно осознавала, что соединять свою жизнь с морально покалеченной чужачкой, еще и непригодной для деторождения — неправильно. И что же теперь? Все кончено? Я словно заледенела изнутри, представив, каким будет мое существование среди хротра. Как я смогу жить среди них, ежедневно снова встречаясь с мужчиной, которого пусть и знала практически мгновение, но уже успела начать считать своим? Как я должна буду смотреть на него с другой, той, кого он сочтет по-настоящему подходящей для себя? Разве нужно оставаться и подвергаться такой бесконечной пытке? Но куда мне уйти?

Прижав руки к груди, где болело сильнее и сильнее, я развернулась, желая двинуться куда угодно, только бы не увидеть опять выражение досады, гнева и разочарования на лице того, кого… полюбила? Как же бесконечно глупо, Софи! Ведь было предчувствие…

— Софи! — в окрике Рисве прозвучало отчаяние. — Неужели я все разрушил?

— Что?

Он торопливо обошел меня и встал на дороге, мокрый и дрожащий так, что его мощное великолепное тело содрогалось.

— Вали говорила мне быть осторожным и терпеливым с тобой, а я пер вперед, давил на тебя, ослепленный голодом своей плоти! — Огромные кулаки сжимались и разжимались, будто желая все вокруг сокрушить, но в карих глазах светились тоска и раскаяние. — Я решил, что скорое слияние тел станет источником нашей настоящей близости, а на самом деле должен был сначала познать тебя по-другому, душой. Торжествовал победу, на которую не имел права. Просил возможности показать себя, добиться твоего доверия, а вместо этого набросился со своими желаниями и ожиданиями.

— Постой, Рисве, прекрати! Ты слишком обостряешь! — Кто бы говорил, Софи! Только что ты уже придумала крушение всего практически на пустом месте. Нарисовала в своем воображении бесконечно унылое и несчастное существование, тогда как нужно было просто выдержать паузу, дать улечься эмоциям и своим, и своего мужчины.

— Обостряю? — Рисве таки врезал кулаком по валуну. — Я видел это выражение разочарования и незащищенности на твоем лице там, у костра. А ведь ты пыталась сказать мне. Но я был занят лишь своими счастливыми мыслями.

— Ну, не так уж сильно я и пыталась, давай честно говорить. — Схватила его кисть и поцеловала ушибленные костяшки. — И разочарованным в этой ситуации следует быть тебе. Ведь то, что вывалила там Тикро, — правда.

В глазах предательски защипало, и я заморгала, прогоняя слезы. Если разревусь сейчас, Рисве вообще с ума сойдет, обвиняя себя еще больше. Эх, дорога к правильному толкованию чувств и поступков друг друга нам предстоит долгая.

— Нет, Софи, не правда! Οна глупая и не в состоянии осознать главного. Ты моя анаад, та, для которой я отныне желаю жить. — Опустившись на колени, он обнял меня, тут же промочив мое платье, и уткнулся лицом под грудь. — Я — для тебя, понимаешь? Всегда, во всем. Я. Не ты должна существовать и менять себя, чтобы соответствовать каким-то моим фантазиям или потребностям. Одаришь ты меня когда-то ребенком или нет — не важно. Это не делает тебя менее ценной саму по себе.

Тепло стремительной волной стало возвращаться в каждую мою оцепеневшую от несуществующей потери клетку.

— Во-первых, движение должно быть двусторонним, энгсин мой. Ты для меня, а я для тебя. — Обхватила я его голову, прижимая к себе сильнее. — Вo-вторых, я никакая не пустышка и не бесплодная. Дело в капсуле внутри меня, которую однажды может появиться шанс извлечь. Но тебе стоит понимать, что даже тогда не факт, что дети у нас будут. И, в-третьих, ты прав в том, что мы пока мало знаем мысли, мечты, устремления друг друга, а значит, нам следует говорить как можно больше, изучать, не пугаясь различий и не стесняясь быть полностью откровенными, ничего не утаивать. Последнее относится в основном ко мне, от тебя же требуется терпение, и тебе надо прекратить усматривать в любом нашем будущем затруднении или непонимании свою вину.

— Не ожидай, Софи, что я когда-то стану в чем-нибудь обвинять тебя, — ворчливо возразил Рисве, потираясь щеками о мой живот и окончательно вымачивая ткань волосами. — Этого не будет, нет!

— Ну и ладно, с этой задачей я и сама прекрасно справлюсь, — рассмеялась я, ощущая необыкновенно сильное облегчение.

Мы еще какое-то время обнимались и словами и поцелуями заверяли друг друга в том, что все между нами хорошо и будет становиться только лучше. Но стало ещё прохладнее, и, несмотря на жар, исходящий от большого тела Рисве, я начала дрожать в наполовину промокшем платье, что, естественно, вызвало новый взрыв его недовольства собой.

— Хочешь, я отведу тебя к Вали, Софи? — спросил он вроде бы с готовностью, но не смог скрыть унылых ноток в голосе. Отпускать меня или отводить на чужую территорию, где наше уединение будет весьма условным, ему явно не хотелось.

— А еще есть варианты? — потерлась губами о его колючий подбородок, ловя себя на том, что такое прикосновение, а главное, ответное гулкое сглатывание и рывки кадыка теперь относятся к разряду сильных удовольствий для меня, вызывающих мощную зависимость.