Ким Робинсон - Марсианская трилогия

«Хорошо проложил», – думает Роджер, проводя взглядом по крутому склону Оврага вдоль зелёной верёвки, тянущейся от крюка к крюку. Может, лучше пересечь Овраг справа налево? Скрытое шлемом лицо Стефана вызывает что-то в памяти. Роджер вбивает три крюка и закрепляет линию.

– Поднимайся! – кричит он.

Пальцы рук и икры ног устали. На выступе хватает места, только чтобы сидеть. Перед ним – огромный мир под ярко-розовым утренним небом. Роджер всасывает воздух и осторожно закрепляет конец верёвки Стефана. Следующий питч предстоит прокладывать ему, а у Роджера будет время посидеть на этом выступе и прочувствовать своё безграничное одиночество в этой вертикальной пустоши.

– Ах! – восклицает он.

Взобраться бы до самого верха и прочь из этого мира…

Вот она, сильнейшая из всех двойственностей: взбираться по скале, сосредоточив все внимание на породе в метре-двух над собой, осматривая каждую её трещинку и неровность. Порода здесь не самая подходящая для скалолазания, зато уклон Оврага теперь составляет около семидесяти градусов, поэтому технически не так уж сложно подниматься. Важно чувствовать скалу достаточно хорошо, чтобы находить только хорошие хватки и трещины – и распознавать ложные. На прокладываемые перила последуют значительные нагрузки, и, хотя верёвки наверняка вскоре соберут, крюки должны остаться. Таким образом, нужно видеть и скалу, и мир под ней.

Роджер находит уступ и присаживается на него отдохнуть. Поворачивается к пропасти и видит перед собой необъятный купол Фарсиды. Эта выпуклость на поверхности планеты размерами сопоставима с целым материком. Центральная её часть возвышается над нулевой отметкой на одиннадцать километров, и с северо-востока к юго-западу по её высочайшему плато стоят в ряд три великих вулкана. Гора Олимп обозначает собой северо-западный край купола, практически подступая к соседней равнине – Амазонии. Сейчас, не одолев ещё и половину олимпийского уступа, Роджер видит все три вершины вулканов, выпячивающихся над юго-восточным горизонтом, давая представление о масштабах самой планеты. В этот момент он видит примерно восемнадцатую часть Марса.

К середине дня Роджер и Стефан проложили все триста метров своей верёвки и, довольные собой, вернулись в Третий лагерь. Но уже следующим утром на зеркальном рассвете они торопливо поднимаются по готовым перилам и начинают прокладывать новый путь. В конце своего третьего питча Роджер находит хорошее место для лагеря – некий хребет, примыкающий к правой стороне Большого оврага, внезапно заканчивается плоской вершиной, вполне перспективной на вид. Они повозились с короткой переправой, чтобы забраться на эту вершину, и теперь дожидаются дневного совещания по радио. Айлин подтверждает, что хребет находится на подходящем расстоянии от Третьего лагеря, а значит, они действительно на месте Четвертого лагеря.

– Все, Овраг уже скоро заканчивается, – говорит Айлин.

У Роджера и Стефана появляется целый день, чтобы установить прямоугольный шатёр и осмотреть место. Подъём идёт хорошо, думает Роджер, ни серьёзных технических заминок, нормальная обстановка в группе… Может, и этот великий Южный Выступ окажется не таким уж сложным.

Стефан достаёт свой блокнот. Когда он его пролистывает, Роджер замечает много исписанных страниц.

– Что это?

– Называется длиннохвойная сосна. Я видел несколько на скалах над Первым лагерем. Поразительно, что здесь столько всего можно найти.

– Ага, – соглашается Роджер.

– О, знаю, знаю. Тебе это не нравится. Хоть я и не понимаю, почему. – Он открывает перед собой чистую страницу. – Всмотрись в эти трещины. Там много льда и есть мох. Вон там – смолевка, и поверх мха – цветки лаванды, видишь?

Он начинает рисовать, и Роджер заворожённо следит за его движениями.

– Это чудесный талант – рисовать.

– Навык. Видишь, эдельвейсы и астры растут практически вместе. – Он вздрагивает и, прикладывая палец к губам, куда-то указывает.

– Пищуха, – шепчет он.

Роджер смотрит на разрушенные ниши в канавке Оврага, что тянется напротив. Какое-то движение, и вдруг он видит их – два серых меховых шарика с блестящими чёрными глазками… уже три – последний бесстрашно скачет у пропасти. В одной из ниш они устроили себе дом. Стефан быстро зарисовывает: сначала проводит контуры трёх созданий, затем заполняет их. Его марсианские глаза сияют.

А однажды северной осенью в Берроузе, когда землю устлали разноцветные листья – жёлтые, как песок, белые, как сливки, зелёные, как яблоки, – Роджер брёл по парку. Хлесткий ветер задувал с юго-запада, подгоняя быстрые облака, – разбредающиеся и прошитые лучами солнца на западе и скученные, темно-синие на востоке. Ели помахивали своими ветвями, переливаясь всеми оттенками темно-зеленого, а на востоке над ними высилась церковь – белые стены, красноватая черепица и белая колокольня, сияющая под тёмными облаками. На качелях рядом с парком играли ребятишки, а к северу от них красно-желтые тополя покачивались над кирпичным зданием городского совета. И шагая между широко рассаженных белоствольных деревьев, тянущих свои ветви кверху во все стороны, Роджер чувствовал, как ветер обвевает листья над его головой, чувствовал то, что должны чувствовать все, кто бродит поблизости, – что Марс стал местом изысканной красоты. При таком освещении он мог видеть каждую веточку, каждый листик, каждую иголочку, что колыхались на ветру, летящих домой ворон, белый пушок низких облаков, плывущих под более тёмными верхними… И все это хлынуло на него в один миг – свежее, яркое, широкое и живое. Какой мир! Какой мир!

Но, вернувшись в кабинет, он никому не мог об этом рассказать. Он не был настолько открыт для окружающих.

Вспоминая тот день, вспоминая свою недавнюю беседу с Айлин, Роджер чувствовал, что ему становится неуютно. Его прошлое пересилило тот день в парке – и что бы это значило?

Вторую половину дня Роджер проводит, занимаясь свободным восхождением над Четвертым лагерем, чтобы немного осмотреться и развить свои навыки, которые наконец начали к нему возвращаться. Но за Оврагом скала оказывается почти без трещин, и он приходит к выводу, что свободное восхождение – не лучшая идея. Кроме того, он замечает одну странность: примерно в пятидесяти метрах над Четвертым лагерем центральная часть Большого оврага заканчивается рядом нависающих выступов, похожих на ребра под выпирающей стеной здания. Взобраться там явно не получится. При этом стена справа от этих выступов выглядела не намного лучше – уклонялась то в одну, то в другую сторону, пока не становилась почти отвесной. Несколько трещин в ней также не позволят легко взобраться. На самом деле Роджер даже сомневается, что вообще сможет это сделать, и задумывается, что на это скажут их ведущие.