Ким Робинсон - Марсианская трилогия

– Как будто плывешь кверху, да? – замечает Дугал.

Когда они минуют пояс и добираются до твёрдой скалы над ним, Айлин приказывает Дугалу и Мари спуститься к нижнему концу их «лестницы» и немного отдохнуть. Мари уже не жалуется: каждый день прокладывать путь – изнуряющий труд, и Мари с Дугалом совершенно выдохлись.

Каждую ночь Айлин разрабатывает планы на следующий день, пересматривая их в зависимости от погодных условий и состояния членов группы. Семеро человек изо дня в день меняются ролями и местами, поэтому схемы у неё выходят запутанными. Айлин записывает их в свой блокнот и проговаривает по радио перед закатом, но почти каждый раз, получая какие-либо сведения из верхних лагерей, меняет график и отдает новые распоряжения. Этот её метод выглядит беспорядочным. Мари называет её Безумным мессией и смеётся над её бесконечными корректировками, но подчиняется её схемам – и они работают.

Каждую ночь они проводят, разделившись на два-три лагеря, и все, что им нужно, это пережить ночь и забраться чуть выше на следующий день. Каждый день они делают рывок вверх, разбирают нижний лагерь и находят место, чтобы разбить новый. Ветер не стихает. Им тяжело. Они сбиваются со счета лагерей и называют их просто: верхний, средний и нижний.

Три четверти всей работы, конечно, занимает перенос вещей. Роджер начинает чувствовать, что выдерживает тяготы непогоды и большой высоты лучше, чем большинство остальных. Например, может нести груз быстрее. И даже при том, что к концу большинства дней он оказывается в состоянии, когда каждый шаг вверх равносилен агонии, наутро Роджер обнаруживает, что у него есть силы взять ещё больший груз. Его кишечник приходит в своё нормальное состояние, и это большое облегчение – даже большая физическая радость. Возможно, его выздоровление связано с увеличением высоты, а возможно, высота просто ещё не начала на него воздействовать. Как известно, она влияет на всех по-разному, и это не связано с физическими данными людей – на самом деле, пока не совсем понятно, с чем это связано.

Так Роджер становится главным носильщиком; Дугал называет его Роджером-шерпой, а Артур – Тенцингом [35]. Основная задача теперь – выполнять бесчисленное множество необходимых действий с максимально возможной эффективностью, не допуская обморожений, чрезмерного дискомфорта, голода, жажды и истощения. Он напевает себе что-то под нос. Его любимое – восьминотный мотив, повторяемый басами в конце первой части Девятой симфонии Бетховена: шесть нот внизу, две вверху, и так снова и снова. И каждый вечер, когда он лежит в спальном мешке согревшийся и сытый, это маленькая победа.

Однажды ночью он просыпается. Вокруг тихо и темно, но сон вмиг снимает как рукой, сердце колотится. Сбитый с толку, он думает, что ему, должно быть, приснился Спасительный выступ. Но затем он снова обращает внимание на тишину и понимает, что у него в баллоне закончился кислород. Такое случается примерно раз в неделю. Он снимает с него регулятор, нащупывает в темноте другой и подключается к нему. Следующим утром, когда он рассказывает об этом Артуру, тот смеётся.

– У меня так же было пару ночей назад. Не думаю, что можно просто так спать с пустым баллоном. Ты же сразу весь проснулся, да?

Нагруженный вещами Роджер проходит по твердому поясу скалы такой питч, что в итоге вынужден дышать в маску с присвистом: овраги исчезли, вверху почти вертикальная чёрная поверхность, нарушаемая лишь одной трещиной от молнии, – там сейчас и протянуты перила с лямками, так что получается что-то вроде веревочной лестницы. Повезло, что не ему выпало её прокладывать.

– Опять, наверное, Дугал постарался.

На следующий день он и Артур оказываются в ведущих и продолжают идти через этот пояс. Вести – совсем не то, что носить вещи. Однообразная, почти бездумная работа носильщика вдруг сменяется занятием, требующим предельной сосредоточенности и внимательности. Артур прокладывает первый питч и завершает его, захлебываясь от восторга. Лишь кислородная маска не позволяет ему завести с Роджером долгую беседу, когда тот берется прокладывать следующий. Роджер сам выходит вперёд, ищет лучший путь. Прелесть ведения возвращается, и он ощущает удовлетворение, когда справляется со своей задачей. Полностью забыв о заботах носильщиков, он срабатывается с Артуром – который оказывается техничным и выносливым скалолазом. Этот день выходит лучшим с начала бури: они прокладывают пятьсот метров перил – весь свой запас. Затем быстро спускаются в лагерь и обнаруживают, что Айлин и Мари все ещё там – собирают еду на будущее.

– Боже, да мы просто отличная команда! – кричит Артур, когда они рассказывают, как прошёл день. – Айлин, тебе стоит почаще ставить нас вместе. Ты согласен, Роджер?

Роджер с усмешкой кивает Айлин.

– Было весело.

Мари и Айлин уходят в нижний лагерь, и Артур с Роджером готовят большую кружку тушёнки. Они рассказывают друг другу истории о былых восхождениях, и каждая заканчивается словами: «Но по сравнению с сегодняшним – это ничто!»

Снова начинается сильный снегопад, и они оказываются запертыми в своих шатрах. Теперь все, что они могут сделать, это перенести припасы в верхний лагерь.

– Чертовски противно! – жалуется Мари, будто не в силах поверить, насколько все плохо.

После одного из таких неприятных дней Стефан и Артур оказываются в верхнем лагере, Айлин и Роджер – среднем, а Ганс, Мари, и Дугал с припасами сидят в нижнем. Буря лупит по шатру Роджера и Айлин так жестоко, что они уже подумывают навалить на него побольше камней, чтобы прижать к поверхности. Вдруг шипит радио – Айлин поднимает приемник.

– Айлин, это Артур. Боюсь, Стефан слишком перенапрягся.

Айлин опасливо хмурит лоб, вполголоса ругается. Стефан за последние два дня поднялся наверх из нижнего лагеря.

– У него сильная одышка, он отплевывает кровь. И говорит, как будто с ума сошёл.

– Все хорошо! – кричит Стефан сквозь помехи. – Я в порядке!

– Заткнись! Ты не в порядке! Айлин, ты слышала? Я боюсь, что у него отёк.

– Ясно, – отзывается Айлин. – Голова болит?

– Нет. Сейчас только лёгкие вроде бы. Заткнись! И я слышу, как у него грудь клокочет.

– Ага. Что с пульсом?

– Слабый и учащенный, да.

– Черт. – Айлин смотрит на Роджера. – Включи ему кислород на максимум.

– Уже. Только…

– Я знаю. Его нужно спускать.

– Я в порядке.

– Ага, – говорит Артур. – Нужно хотя бы в ваш лагерь, а может, и ниже.

– Черт! – выплескивает Айлин, когда радио отключается. – Я его загоняла.

Час спустя – вниз уже сообщили, весь лагерь на ушах – Роджер и Айлин снова выходят в бурю, в темноту – фонарики на шлемах показывают им лишь малую часть снегопада. Ждать до утра им нельзя: отёк лёгких может быстро привести к летальному исходу, и лучшее лечение – спустить больного как можно ниже, чтобы вывести лишнюю воду. Даже небольшое снижение высоты может существенно помочь. И они вышли: Роджер двинулся первым – он сбивает лёд с верёвки, поднимается на жумаре и вслепую царапает кошками скалу, надеясь вцепиться ими в снег или лёд. Но холод обжигает кожу. Они добираются до того питча поперек пустого пояса, который ранее произвёл на Роджера впечатление, – подниматься здесь просто опасно. Он задумывается, как они пройдут его со Стефаном. Возможность подъёма здесь дают только перила, но и от них толку все меньше, когда их, как и скалу, покрывает лёд. На них обрушиваются порывы ветра, и Роджер внезапно начинает остро ощущать пропасть под собой. Свет фонариков позволяет видеть только кружащиеся снежинки. К обычному холоду примешивается ещё и холодок, какой можно почувствовать только в момент страха.