Ким Робинсон - Марсианская трилогия

Когда они достигают верхнего лагеря, Стефан находится в довольно неважном состоянии. Он больше не сопротивляется.

– Не знаю, как мы будем его спускать, – признается Артур взволнованно. – Я дал ему маленькую дозу морфия, чтобы периферийные вены начали расширяться.

– Хорошо. Нужно надеть на него обвязку и спустить.

– Легко сказать, да трудно сделать.

Стефан почти теряет сознание, кашляет и отхаркивается при каждом выдохе. При отеке лёгкие заполняются водой, и если процесс не обратить, он захлебнется. Даже закрепить его в петле – непростая задача. Затем опять наружу, где бушует ветер, и к перилам. Роджер спускается первым, Айлин и Артур опускают Стефана с лебёдкой – и Роджер придерживает его, будто кучу выстиранного белья. Поставив его вертикально и убрав застывшую мокроту с его маски, Роджер ждёт, пока спустятся остальные, и, когда они подходят, начинает двигаться дальше. Спуск кажется бесконечным, все промерзают до костей. Снег, ветер, скала, всепроникающий холод – и все, больше ничего не существует. После одного из таких проходов Роджеру не удаётся распутать узел на конце своей страховочной верёвки, чтобы вернуть её назад. Пятнадцать минут он возится с этим промерзшим узлом – тот напоминает влажный каменный крендель. Перерезать его тоже нечем. Какое-то время кажется, что они все замерзнут насмерть из-за этого узла. Наконец он снимает скалолазные перчатки и развязывает его голыми пальцами.

Когда они прибывают в нижний лагерь, Ганс и Дугал ждут их там с аптечкой. Стефана застегивают в спальном мешке, дают мочегонного и немного морфия. Отдых и снижение высоты должны привести его в себя, хотя сейчас он весь посинел и дышит с трудом – поэтому ничего нельзя утверждать наверняка. Он может умереть – человек, который способен прожить ещё тысячу лет, – и вдруг все их предприятие кажется каким-то безумием. Он слабо кашляет под маской – та выставлена на максимум и издаёт бешеное шипение.

– Все должно быть хорошо, – объявляет Ганс. – Увидим через несколько часов.

Их семеро в двух прямоугольных шатрах.

– Мы пойдём дальше вверх, – говорит Айлин, глядя на Роджера. Он кивает.

И они поднимаются обратно. Снег кружит вокруг их фонариков, веет холодом ветер… Усталые, они продвигаются медленно. Роджер однажды соскальзывает: жумар не сцепляется с обледеневшей верёвкой, и он пролетает три метра, где они внезапно находят хватку и проверяют его обвязку и крючок, что забит сверху. Упасть вниз! Укол страха открыл ему второе дыхание. Он твердо решает, что бо́льшая часть его трудностей существует только у него в голове. Да, сейчас темно и ветрено, но на самом деле единственная разница между этим и дневными подъемами последней недели – это холод и низкая видимость. Но фонарики на шлеме позволяют ему видеть – он будто находится в центре подвижной белой сферы и должен лишь взбираться по скале. Та покрыта слоем льда и уплотненного снега, и в местах, где лёд прозрачный, он сверкает, будто стекло, а под ним – чёрная поверхность скалы. Кошки справляются здесь как надо: крепко впиваются в лёд, и единственную трудность создаёт хрупкое чёрное стекло, которое откалывается крупными кусками. В ярком голубоватом свете различим даже чёрный лёд, так что условия вполне терпимы. Настраивая себя расценивать это как обычный подъём, он решительно впивается левой ногой в одну из трещин, куда может вбить ещё один крючок. С головокружительной лёгкостью одолевает небольшой бугор, тянется к крепкому выступу – и понимает, что подъём – это своеобразная игра, череда задач, которые необходимо решить невзирая на холод, жажду и усталость (его руки начинают уставать после ночного перехода, и он чувствует это при каждой хватке). Если смотреть с такой стороны, все становится иначе. Ветер сейчас – его противник, которого нужно победить, но и с которым нужно считаться. Это же касается и скалы – его основного, самого страшного противника, который бросает вызов и требует от него собрать все силы. Он цепляется за покрытый жёстким снегом склон и быстро лезет вверх.

Роджер смотрит вниз, где взбирается Айлин, – напоминание о ставках в этой игре. Из-за фонарика на шлеме она похожа на глубоководную рыбу. Айлин быстро достигает его: хватается рукой за бугор и уверенно подтягивается. Сильная женщина, думает Роджер, но все равно решает проложить следующий питч сам. Он сейчас в настроении и вряд ли кто-то, кроме Дугала, сможет справиться быстрее него.

И они быстро поднимаются сквозь тьму.

Штука в том, что они почти не могут переговариваться. Роджер «слышит» Айлин лишь по дергающейся верёвке, которой они соединены друг с другом. Если он слишком долго проходит какую-то точку, то чувствует лёгкий вопросительный рывок снизу. Два рывка в момент, когда Роджер страхует, – значит, она идёт вверх. Но когда верёвка сильно натянута, она не понимает, что он на трудном участке. Поэтому общение с помощью верёвки – дело довольно тонкое. Но кроме него – и редких криков, если сдвинуть маску набок, подставив тем самым лицо под бушующий ветер, – способов связи у них нет. Немые напарники. Смена роли ведущего налажена – один обгоняет другого и машет рукой: страховка готова. Айлин лезет вверх. Роджер следит и держит верёвку крепко натянутой. Размышлять, к счастью, особо некогда – но, стоя на вырубленных ледорубом ступеньках, Роджер остро ощущал всю нездешность их положения, отрешенность от прошлого и будущего, неизбежность настоящего момента на этой скале, что тянется из бездны в бесконечность. И если он не будет подниматься хорошо, то не будет и другой действительности.

Они достигают питча с перерезанными посередине перилами. То ли упавшим камнем, то ли льдиной. Дурной знак. Теперь Роджеру приходится взбираться по нему, по пути забивая крючки, чтобы обезопасить себя. Каждый метр над последней страховкой – это два метра падения…

Роджер не ожидал, что подниматься будет так тяжело, и теперь его подгоняет адреналин. Он изучает первый короткий отрезок питча – десять-двенадцать метров, невидимых в кружащемся снегу над головой. По этой трещине, наверное, проходила Мари или Дугал. Роджер замечает, что ширины ему здесь хватает как раз для рук. Щель почти вертикальная, с вырубленными во льду ступеньками. Он уверенно ползет вверх. Затем трещина расширяется, и лёд в ней оказывается слишком старым, чтобы его использовать, но можно вонзиться кошками и провернуть их, чтобы использовать тонкую корку, покрывающую дно трещины. Получается целая лестница – всего лишь благодаря прокручиванию кошек. Но вскоре трещина внезапно заканчивается, и ему приходится осматриваться по сторонам – и вот, в горизонтальной щели торчит пустой крючок. Очень хорошо – он цепляется за него и таким образом оказывается в безопасности. Следующий крючок, наверное, будет выше по склону справа? Шаря рукой, чтобы найти углубление, за которое можно ухватиться, наклоняясь в поисках опоры, он задумывается о кошках… и вот! Следующий крючок прямо на уровне глаз. Идеально. А дальше – метровый участок, разлинованный горизонтальными слоями, образующими крутую – очень крутую – лестницу.