Алан Дин Фостер - Колодец

— Да, вы правы, Людгер. — Оба землянина двинулись дальше, удостоив пляшущие на стене огоньки только мимолетным, безразличным взглядом.

— Надежды больше нет! — Многомиллионная масса коцитан, не принимавших непосредственного участия в наблюдении за землянами, была так же разочарована, как и передовая сотня, с глубоким вздохом сожаленья прекратившая попытку достучаться до сознания пришельцев. — Вы убедились, что бесполезны подвиги и слезы? Не сможем мы решить проблемы наши, как не сумели сотни лет назад .

— Последнею надежда умирает , — провозгласила когорта самых стойких последователей первого Мыслящего. — Покуда смерть двуногих не пожрала, надеяться никто не запретит. В борьбе погибнуть, все отдав сраженью, куда достойней, чем коптить без пользы не знающие ветра небеса .

— Спасенья не найти нам в солипсизме , [24] Солипсизм — субъективная диалектическая теория, согласно которой существует только человек и его сознание, а объективный мир и все в нем существуют только в сознании индивида. — парировали сомневающиеся.

— Так предложите что-нибудь другое . — Это был голос большой группы активных наблюдателей, поставивших себя над спорщиками и добровольно принявших роль беспристрастного арбитра. Замечание вызвало острый интерес у большинства присутствующих и привело к возникновению новой. Только первый Мыслящий с горсткой преданных сторонников продолжал гнуть свое, не прекращая ни на миг наблюдения.

— Сначала мы презрели мир, в котором мы жили, а потом реальность наша презрела нас. Коль так пойдет и дальше, рискуем мы самих себя презреть. За дело, братья! От безделья скоро мы потеряем ясный наш рассудок, как раньше потеряли мы тела .

После неудавшейся попытки контакта с двуногими слова первого Мыслящего, несмотря на неистовую убежденность самого оратора, уже не могли произвести достаточно сильного впечатления на сонмы скептиков. Да и сам он понимал, как мало, в сущности, подвластно коцитанам. Глубокомысленные философские теории — плохое оружие против кулаков и мускулов. А растратив силы понапрасну, энтузиасты надолго потеряли возможность привлечь внимание пришельцев хотя бы движением, не говоря уже о направленном мысленном воздействии.

— Нам сюда, Людгер. — Лоу повернул влево, не отрывая взгляда от локатора.

Они забрались уже очень глубоко — как глубоко, не хотелось и думать. Одно не вызывало сомнений: тоннель тянулся под океанским дном очень далеко. Стены его были покрыты трубами, кабелем, сплетением проводов, отводными отверстиями. Чем дальше углублялись астронавты, тем сильнее становилось ощущение, что они попали в бездонное блюдо, наполненное стальными макаронами. Здесь и намека не было на благородные сплавы металла со стеклом или светящийся пластик верхних сооружений. Трубы и все прочее было сделано из прозаического железа и чугуна, как в обычной канализации крупного земного города. Металлокерамики, правда, тоже хватало, но общего впечатления это не меняло.

И сыро здесь было так же, как в земной канализационной трубе. Вода капала с потолка, сочилась из трещин в стенах, собиралась в лужи и ручейки на скользком, покрытом плесенью полу. Лоу старался не думать о миллионах тонн породы и многометровой толще океанических вод над головой, но это ему не очень удавалось.

Бринк резко обернулся вправо:

— По-моему, я что-то слышал, коммандер.

— Я тоже, — кивнул Лоу.

Повернув, они продолжили движение, но уже не так быстро и со всеми предосторожностями. Впрочем, бесшумно идти все равно было невозможно: вода под ногами достигала нескольких дюймов глубины и на каждом шагу предательски хлюпала. Чьи-то черные, стремительные, веретенообразные тела то и дело выныривали из-под башмаков и спешили укрыться в темных уголках и отводных трубах.

— Смотрите под ноги, Людгер. Здесь полно змей. Или крыс. Сам черт не разберет, что это за твари. — Направив луч фонаря перед собой, астронавт сделал несколько шагов и остановился. — Тут какая-то липкая дрянь на полу. Слизь или что-то в этом роде.

Бринк встал рядом и направил свой фонарик в темноту. Потом аккуратно обошел влажно поблескивающую кучу и осветил ее с другой стороны. С первого взгляда она напоминала связку телевизионного кабеля в прозрачной оболочке, слишком долго пролежавшую на солнце. Только это был совсем не кабель.

Доказательство этому они получили сразу же, свернув за угол и лицом к лицу столкнувшись с пропавшей Мэгги Роббинс. Она не могла двинуть ни рукой, ни ногой, потому что с ног до головы была обмотана толстой липкой нитью, спеленавшей ее надежно, как рождественскую индейку. Ее лицо и кисти рук покрылись начавшей подсыхать слизью. Мужчины бросились к девушке.

Скользкие эластичные жгуты стягивали тело девушки, как кокон. Вид у нее сейчас был далек от профессионального. По правде сказать, вид у нее вообще был жуткий и ужасно испуганный. Лицо осунулось, а темные, почти черные, круги под глазами, которых не было, когда она рассталась с Лоу, лучше всяких слов говорили о перенесенных страданиях. Что-то не только заточило ее в подземную темницу, но и напугало до безумия.

Освободить журналистку оказалось не так легко. Пока они разматывали толстенные липкие жгуты, девушка в страхе вертела головой и повторяла как заведенная:

— Уходите! Бегите! Уходите, пока есть время! — Выкрикнув в последний раз: «Бегите!», она вдруг замолчала, растерянно заморгала и потрясла головой: — Боже! Что я говорю? Не надо никуда уходить! Вытащите меня скорее из этой гадости! Скорее, пока оно не вернулось. — Потом она уставилась на Бринка так, словно в первый раз увидела. — Простите за нескромный вопрос, Людгер, но как вам удалось вернуться из загробного мира? Вы ведь умерли, не так ли?

— Умер. Потом ожил. С подробностями вас познакомят позже, — сухо ответил Бринк и принялся методично отдирать намертво приклеившийся жгут.

— Ох, жду не дождусь этого момента. Никогда не вела репортажи с того света! — Лоу успел освободить ей лицо и руки, но двигаться Мэгги пока не могла — ноги ее оставались стянутыми да еще приклеенными к стене.

— Кого вы имели в виду, когда говорили: «Пока оно не вернулось»? — спросил Бринк дипломатическим тоном.

— А вы что же, думали, я сама с собой такое сотворила?! — сразу ощетинилась журналистка. — Какой же вы, к дьяволу, ученый, если в упор ничего не видите? Прежде чем… — Она замолчала на середине фразы, а потом совершила на редкость непрофессиональный поступок, вполне оправданный, впрочем, сложившимися обстоятельствами. Округлив глаза, Мэгги широко открыла рот и завизжала.

Мужчины развернулись, как по команде, и в изумлении уставились на покрытый вонючей слизью хитиновый панцирь крабопаука, слегка покачивающийся на суставчатых, длинных — выше головы — ногах. Чудовище подобралось в темноте бесшумно и незаметно, и теперь его масса надежно перекрывала единственный выход на свободу.