Наталья Бульба - Дорога к себе. Когда боги против...

— Император Индарс помнит тех, кто оказал ему услугу, а сейчас речь идет о невесте сына его друга, которым он считает старшего Йорга. А судьба археолога довольно непредсказуема, — усмехнулся Влэдир, но тут же сменил тон, заговорив более жестко. — Покладистости Ильдар от тебя не ждет, но вряд ли что заподозрит, если твои выходки со временем будут носить не столь разрушительный характер. Не вздумай показать, будто смирилась, но попытайся чем-нибудь заинтересоваться, вроде как начала привыкать к новой жизни, хоть и стремишься к тому, чтобы он не обратил внимания на этот факт.

— Сомневаюсь, что у меня получится…

— Сомневаешься? — скривился Тормш. — Знаешь, как казнят на Самаринии отступников? — Продолжил он сам, не дав мне ответить. — Очистительный огонь. Сжигают заживо.

«Сволочь», — дернулось внутри. А в памяти промелькнуло… Дамир сидел на стуле рядом с кроватью и смотрел на меня. Ни жалости, ни брезгливости… просто беспокойство. Зная свою судьбу, он тревожился обо мне.

В груди похолодело, но я нашла в себе силы произнести спокойно:

— Дамир?!

Уточнять, что именно я хотела узнать, Тормш не стал:

— Немногим меньше, чем через половину стандарта, у него заканчивается срок покаяния. Потом — смерть.

— И ничего нельзя сделать?

Влэдир вздохнул… удрученно:

— Мало что, — нахмурился он, посмотрев невидящим взглядом куда-то мимо меня. — Мне искренне жаль Дамира, у него был не только сильный дар, но и щедрое сердце.

— Ты говоришь о нем, как о мертвеце, — передернуло меня. И ведь умом понимала, но внутри продолжала сопротивляться.

— Из вас двоих, — скривился Тормш, — шансы есть у тебя. — Пауза была короткой, но ее хватило, чтобы выражение лица Влэдира изменилось, а комм оказался у него на руке. — Быть кайри у Ильдара, — заговорил он довольно равнодушно, — не самое страшное, что могло с тобой случиться. В отличие от многих других, своим даром он не злоупотребляет, предпочитая использовать его, лишь когда действительно необходимо.

— Это я уже заметила, — не без сарказма отозвалась я, подыгрывая Тормшу. Даже если он просто перестраховывался, тема моего отношения к данному конкретному самаринянину была значительно более безобидна, чем та, которую мы обсуждали до этого, — так что не стоит убеждать меня, будто маленькое зло намного меньше, чем большое. И то, и другое, все равно останется злом.

— Я удивительно вовремя, — раздалось от двери… которая продолжала оставаться закрытой. — Благодарю тебя, Влэдир, за лестную оценку. — Створы так и не дернулись, но Ильдар выступил из них, словно и сам был иллюзией. — Ты можешь идти, — бросил он, когда поравнялся с Тормшем, — и… — его взгляд стал холодным и безжалостным, отозвавшись в моем сердце жгучей болью, — прощай.

— Ильдар! — отступил тот на шаг. Лицо побледнело, глаза забегали…

— Дамир покажет тебе… дорогу, — бросил презрительно жрец, даже не посмотрев на пятившегося к двери археолога.

— Мой госпо…

— Молчать! — закричал на меня Ильдар, резким движением скинув плащ на пол.

Оглянулся на дверь, только что закрывшуюся за Тормшем… последний шаг он сделал не сам, его выволок тот самый Дамир, за жизнь которого Влэдир так переживал, потом посмотрел на меня. Скривился, заметив мой быстрый взгляд на стол — преграда была слишком хрупкой, чтобы на нее рассчитывать.

— Никогда, — начал он медленно и значительно спокойнее. По крайней мере, в его позе уже не было того напряжения, что меня напугало. Чего ожидать от такого Ильдара я не знала, — не смей ни за кого просить. Свою вину каждый несет до конца сам. И играть со мной не вздумай. Если, конечно, собираешься дожить до той помощи, которую тебе обещала эта тварь.

— Ты прикажешь его… — не вняла я предупреждению. Не из-за неоправданного безрассудства, доверяя собственным ощущениям, а они твердили, что заискивать и раболепствовать не стоило.

— Убить? — ухмыльнулся он, словно доказывая, что в своей тактике я оказалась права. — Зачем? — Иронично вздохнув, Ильдар отошел к дальней переборке. Провел по ней ладонью — серая краска померкла в мерцании экрана, на котором в чистоте голубого неба парила огромная птица. — Он убил себя сам. Как только станет известно, что он полез в личные дела своего клиента, с ним перестанут иметь дело. Сильный, гордый и свободолюбивый, — без малейшего перехода продолжил он, уверенный, что я наблюдаю за ним. — Это кондор, их завезли с Земли переселенцы. Он был для них символом… — Его улыбка стала саркастической. — Для нас — тоже. Падальщики!

Он замолчал, замерев. Сильный, гордый, свободолюбивый…

Очередная ассоциация была столь же нетривиальна, как и предыдущая. Вот уж кто не нуждался в сочувствии, так стоявший в нескольких шагах от меня мужчина.

— В ваших учебниках по истории написано, что исконное население Самаринии на момент колонизации, населяло едва ли десять процентов от возможных к расселению земель. Все так, но это был сознательный выбор между тихой и размеренной жизнью, которую они вели, и тем, что принесли с собой пришлые.

— С тех пор прошло…

— Более трехсот стандартов, — закончил Ильдар за меня, но так и не обернулся. А на экране огромная птица продолжала парить в небесах, высматривая падших. — Они не торопились с освоением планеты, не выгоняли местных со своих земель. Они просто приходили и… брали то, что им было нужно. Оружие, знания, женщин…

— И теперь вы всем мстите за это, — пробурчала я. Экскурс в историю был, конечно, познавателен, но это если абстрагироваться от собственных проблем. Примеряя же его откровения на себя, мне становилось страшно… Было в его словах что-то… пугающее. Словно на пороге тайны, которую бы лучше и не знать.

— Мстим? — вот теперь он все-таки повернулся. — За что? За понимание, что в этой галактике есть только один путь — силы? За Выбор, который мои предки когда-то были вынуждены сделать? За Судьбу, воле которой мы следуем? За Предназначение, которое мы не осознавали до тех пор, пока чужаки не открыли нам на него глаза?

Он не шевелился, пока говорил, но ощущение надвигающейся мощи заставляло отступать. Впрочем, пятиться мне было некуда, за моей спиной стоял стол.

— Нет, Мария, мы не мстим. Мы просто хорошо усвоили преподанный когда-то урок и не признаем слово, которое используется у вас, чтобы оправдывать исчезновение самобытности и индивидуальности. В целях интеграции… так, кажется, у вас говорят.

Возмущаться и опровергать его высказывание я не торопилась. Нет, не соглашалась, просто в кажущейся взаимосвязи между одним и другим, видела отсутствующее звено.

— Ты сказал… женщины, — задумчиво протянула я, только теперь сообразив, что требование называть его «мой господин» все еще не прозвучало.