Клиффорд Саймак - Роковая кукла - английский и русский параллельные тексты

— Есть ли какие-то условия, на которых вы и все народы других миров будете настаивать, прежде чем прийти к соглашению с нами?

— Единственно только одно.

— Какое же?

— Проливаю свет. У вас есть явление, называется война. Очень плохо, конечно, но можно исправить. Рано или поздно народы вырастают из детства и перестают играть войной.

He paused and looked around and all those reporters waited silently.

“Yes,” said one of the reporters finally, not the Post, “yes, war is bad, but what...?”

“I tell you now,” said Smith. “You have a great amount of fission... I am at loss for word.”

“Fissionable material,” said a helpful newsman.

Он помолчал, обвел всех взглядом. Журналисты молча ждали. Наконец кто-то — не корреспондент «Вашингтон пост» — сказал:

— Да, конечно, в войне хорошего мало, но при чем тут...

— Сейчас отвечаю, — сказал Смит. — У вас очень много расщепительного... не отыскиваю слово...

— Расщепляющихся материалов, — подсказал кто-то.

“That correct. Fissionable material. You have much of it. Once in another world there was same situation. When we arrive, there was nothing left. No life. No nothing. It was very sad. All life had been wiped out. We set him up again, but sad to think upon. Must not happen here. So we must insist such fissionable material be widely dispersed.”

“Now, wait,” a newsman shouted. “You are saying that we must disperse fissionable material. I suppose you mean break up all the stockpiles and the bombs and have no more than a very small amount at any one place. Not enough, perhaps, to assemble a bomb of any sort.”

— Совсем верно. Расщепляющиеся материалы. У вас их много. Так один раз было в одном другом мире. Когда мы пришли, уже ничего не осталось. Никого живого. Нигде совсем ничего. Было так печально. Всякая жизнь погублена и кончена. Мы опять устроили там жизнь, но об этом так печально думать. Не должно случиться здесь. Значит, мы необходимо настаиваем: такие расщепляющиеся материалы разделить далеко, в разных местах, в каждом месте немножко.

— Э, постойте-ка! — закричал кто-то из репортеров. — Вы требуете разделить расщепляющиеся материалы. Как я понимаю, вы хотите, чтобы мы рассредоточили запасы, разобрали бомбы и чтобы в одном месте могло храниться лишь самое ничтожное количество. Чтобы нельзя было собрать никакой бомбы, так, что ли?

“You comprehend it fast,” said Smith.

“But how can you tell that it is dispersed? A country might say it complied when it really hadn't. How can you really know? How can you police it?”

“We monitor,” said Smith.

— Вы очень скоро понимаете, — сказал Смит.

— А откуда вы узнаете, что материалы и вправду рассредоточены? Может, какое-нибудь государство скажет, что оно выполнило ваше условие, а на самом деле все останется, как было? Почем знать? Как вы это проверите?

— Будем наблюдать.

“You have a way of detecting fissionable material?”

“Yes, most certainly,” said Smith.

“All right, then, even if you knew—well, let's say it this way—you find there are concentrations still remaining; what do you do about them?”

— У вас есть способ как-то обнаружить расщепляющиеся материалы?

— Так, совсем правильно, — подтвердил Смит.

— Ну, даже если вы будете знать... скажем так: вы обнаружили, что где-то остались большие количества, не рассредоточенные... и как вы поступите?

“We blow them up,” said Smith. “We detonate them loudly.”

“But...”

“We muster up a deadline. We edict all concentrations be gone by such a time. Time come and some still here, they auto... auto...”

“Automatically.”

— Распустим их в воздух, — скамью Смит. — Очень громко обезвредим.

— Но...

— Мы назначаем окончательное время. Непременно в такой день все запасы разделить. Пришел такой день, и в некотором месте запасы все равно есть, тогда они авто... авто...

— ... автоматически.

“Thank you, kindly person. That is the word I grope for. They automatically blow up.”

An uneasy silence fell. The newsmen were wondering, I knew, if they were being taken in; if they were being, somehow, tricked by a phony actor decked out in a funny vest.

“Already,” Smith said, rather casually, “we have a mechanism pinpointing all the concentrations.”

— Спасибо, очень добрый. Это самое слово, никак не мог достать. Они автоматически взрываются в воздух.

Настила неловкое молчание. Я понимал, репортеры гадают: может, их провели, разыграли? Может, они просто попались на удочку ловкого мошенника в каком-то дурацком жилете?

— Уже наш механизм совсем точно показывает, где есть все запасы, — небрежно заметил Смит.

Someone shouted in a loud, hoarse voice: “I'll be damned! The flying time machine!”

Then they were off and running, racing pell-mell for their cars parked along the road. With no further word to us, with no leave-taking whatsoever, they were off to tell the world.

And this” was it, I thought, somewhat bitterly and more than a little limp.

— Ах, черт меня подери! — охрипшим от волнения голосом выкрикнул кто-то. — Та летучая машинка времени!

И тут они как с цепи сорвались — наперегонки бросились к своим машинам. Никто нам больше слова не сказал, никто и не подумал с нами попрощаться: они спешили сообщить миру новость.

Ну, вот и все, подумал я с горечью. Я был точно выжатый лимон.

Now the aliens could walk in any time they wanted, any way they wanted, with full human blessing. There was nothing else that could have turned the trick no argument, no logic, no inducement short of this inducement. In the face of the worldwide clamour which this announcement would stir up, with the public demand that the world accept this one condition of an alien compact, all sane and sober counsel would have no weight at all.

Теперь пришельцы вольны нагрянуть к нам, когда им вздумается и как вздумается, человечество будет в восторге. Они не могли бы найти лучшего способа добиться своего — никакие доводы, уговоры, никакие посулы и приманки не принесли бы им такого быстрого и верного успеха. Эта новость вызовет бурю ликования во всем мире, миллионы людей потребуют, чтобы их правительства немедля согласились на это единственное выставленное пришельцами условие, и никто не станет слушать никаких здравых и трезвых советов.

Any workable agreement between the aliens and ourselves would necessarily have been a realistic one, with checks and balances. Each side would have been pledged to some contribution and each would have had to face some automatic, built-in penalty if the agreement should be broken. But now the checks and balances were gone and the way was open for the aliens to come in. They had offered the one thing that the people—not the governments, but the people—wanted, or that they thought they wanted, above every other thing and there'd be no stopping them in their demand for it.

Любое соглашение между нами и пришельцами, если это не пустые слова, а договор, который можно осуществить на деле, непременно должно бы строиться на практической, реальной основе, чтобы было какое-то равновесие и возможность проверки. Каждая сторона обязуется внести свой вклад — и твердо знает, что, нарушив обязательства, неминуемо должна будет понести определенное наказание. А теперь конец всякому равновесию и всякой проверке, дорога пришельцам открыта. Они предложили то единственное, чего жаждали народы — не правительства, а именно народы, во всяком случае, верили, что жаждут этого превыше всего на свете — и, конечно, будут этого требовать, и ничем их не остановишь.

And it had all been trickery, I thought bitterly. I had been tricked into bringing back the time machine and I had been forced into a situation where I had asked for help and Smith had been the help, or at least a part of it. And his announcement of the one demand had been little short of trickery in itself. It was the same old story. Human or alien, it made no difference. You wanted something bad enough and you went out to get it any way you could.

И все это обман. Меня обманом заставили пронести на Землю ту машинку, меня прижали к стене, так что поневоле пришлось просить о помощи, — и помощь явилась в лице этого самого Смита, по крайней мере он в ней участвует. И его сообщение о единственном условии пришельцев тоже едва ли не обман. Все это старо, как мир. Люди ли, пришельцы ли — все одинаковы. Если чего захочется позарез — добывают правдами и неправдами, не стесняются, тут уж все средства хороши.