Клиффорд Саймак - Роковая кукла - английский и русский параллельные тексты

They'd beat us all the way, I knew. All the time they'd been that one long jump ahead of us and now the situation was entirely out of hand and the Earth was licked.

Smith stared after the running reporters.

“What proceeds?” he asked.

Pretending that he didn't know. I could have broken his neck.

Где нам с ними тягаться. Они с самого начала умели нас перехитрить, а теперь мы и вовсе выпустили вожжи из рук, и на этом Земле — крышка.

Смит удивленно смотрит вслед убегающим репортерам.

— Что такое?

Будто не понимает. Ох, свернуть бы ему шею...

“Come on,” I said. “I'll escort you back to the village hall. Your pal is down there, doctoring up the folks.”

“But all the galloping,” he said, “all the shouting? What occasions it?”

“You should know,” I said. “You just hit the jackpot.”

— Идем, — сказал я. — Отведу вас в муниципалитет. Ваш приятель сейчас там лечит людей.

— Но почему так бегут? Почему так кричат? Какая причина?

— Еще спрашивает! — сказал я. — Вы же сами заварили эту кашу.

23

When I got back home, Nancy was waiting for me. She was sitting on the steps that led up to the porch, huddled there, crouched against the world. I saw her from a block away and hurried, gladder at the sight of her than I had ever been before. Glad and humble, and with a tenderness I never knew I had welling up so hard inside of me that I nearly choked.

Poor kid, I thought. It had been rough on her. Just one day home and the world of Millville, the world that she remembered and thought of as her home, had suddenly come unstuck.

Я вернулся домой — и застал там Нэнси, она ждала меня, сидя на крыльце. Она вся сжалась, затаилась, одна против всего мира. Я увидал ее издали и ускорил шаг, никогда в жизни я так ей не радовался. Во мне все смешалось: и радость, и смирение, и такая нахлынула безмерная, еще ни разу не испытанная нежность, что я едва не задохнулся.

Бедная девочка! Нелегко ей. Дня не прошло, как она вернулась домой, и вдруг в ее родном доме, в том Милвилле, какой она помнила и любила, все полетело в тартарары.

Someone was shouting in the garden where tiny fifty-dollar bills presumably were still growing on the little bushes.

Coming in the gate, I stopped short at the sound of bellowing.

Nancy looked up and saw me.

Из сада, где, наверно, все еще росли на кустиках крохотные пятидесятидолларовые бумажки, донесся крик.

Я отворил калитку, услыхал этот яростный вопль да так и застыл.

Нэнси подняла голову и увидела меня.

“It's nothing, Brad,” she said. “It's just Hiram down there.

Higgy has him guarding all that money. The kids keep sneaking in, the little eight and ten-year-olds. They only want to count the money on each bush. They aren't doing any harm.

But Hiram chases them. There are times,” she said, “when I feel sorry for Hiram.”

“Sorry for him?” I asked, astonished. He was the last person in the world I'd suspected anyone might feel sorry for. “He's just a stupid slob.”

— Это ничего, Брэд, — успокоила она. — Это просто Хайрам.

Хигги велел ему сторожить деньги. А в сад все время лезут ребятишки, знаешь, мелюзга лет по восемь, по десять. Им только хочется сосчитать, сколько денег на каждом кусте. Они ничего плохого не делают.

А Хайрам все равно их гоняет. Знаешь, иногда мне его жалко.

— Хайрама жалко? — изумился я. Вот уж не ждал: по-моему, можно пожалеть кого угодно, только не Хайрама. — Да он же просто болван и гад.

“A stupid slob,” she said, “who's trying to prove something and is not entirely sure what he wants to prove.”

“That he has more muscle...”

“No,” she told me, “that's not it at all.”

— Но этот болван и гад что-то хочет доказать всему свету, а что — и сам не знает.

— Что у него силы, как у быка...

— Нет, — сказала Нэнси, — совсем не в том суть.

Two kids came tearing out of the garden and vanished down the street. There was no sign of Hiram. And no more hollering. He had done his job; he had chased them off.

I sat down on the step beside her.

“Brad,” she said, “it's not going well. I can feel it isn't going well.”

Из сада во весь дух выбежали два мальчугана и мигом скрылись в конце улицы. Хайрама не было видно. И вопли затихли. Он свое дело сделал: прогнал мальчишек.

Я сел на ступеньку рядом с Нэнси.

— Брэд, — сказала она. — Все очень нехорошо. Все идет как-то не так.

I shook my head, agreeing with her.

“I was down at the village hall,” she said. “Where that terrible, shrivelled creature is conducting a clinic. Daddy's down there, too. He's helping out. But I couldn't stay. It's awful.”

“What's so bad about it? That thing—whatever you may call it fixed up Doc. He's up and walking around and he looks as good as new. And Floyd Caldwell's heart and...”

Я только головой мотнул: конечно, она права.

— Я была в муниципалитете, — продолжала Нэнси. — Там это ужасное существо, эта сморщенная обезьяна всех лечит. Папа тоже там. Помогает. А я просто не могла оставаться. Это невыносимо.

— Ну, что уж тут такого плохого? Этот... это существо — называй как хочешь, — вылечил нашего дока Фабиана. Док опять на ногах, бодрый, будто заново родился. И у Флойда Колдуэлла больше не болит сердце, и...

She shuddered. “That's the terrible thing about it. They are as good as new. They're better than new. They aren't cured, Brad; they are repaired, like a machine. It's like witchcraft. It's indecent. This wizened thing looks them over and he never makes a sound, but just glides around and looks them over and you can see that he's not looking at the outside of them but at their very insides. I don't know how you know this, but you do. As if he were reaching deep inside of them and...”

She stopped. “I'm sorry,” she said. “I shouldn't talk this way. “ It's not very decent talk.”

Ее передернуло.

— Вот это и ужасно. Они все как будто заново родились. Стали крепче и здоровей, чем когда-либо. Он их не лечит, Брэд, он их чинит, как машины. Колдовство какое-то. Даже непристойно. Какой-то сухой, морщинистый карлик оглядывает людей, не говоря ни слова, просто обходит кругом и оглядывает со всех сторон, и совершенно ясно, что он их не снаружи осматривает, а заглядывает в самое нутро. Я это чувствую. Не знаю как, но чувствую. Как будто он залезает к нам внутрь и...

— Она вдруг оборвала на полуслове. — Ты меня прости. Напрасно я так говорю. Это даже как-то не очень прилично.

“It's not a very decent situation,” I said. “We may have to change our minds a great deal about what is decent and indecent. There are a lot of ways we may have to change. I don't suppose that we will like it...”

“You talk as if it's settled.”

— Вообще наше положение не очень приличное, — сказал я. — Пожалуй, придется менять свои понятия о том, что прилично, а что неприлично. Пожалуй, очень многое придется менять и самим меняться. И это будет не слишком приятно.

— Ты говоришь так, как будто все уже решено.

“I'm afraid it is,” I said, and I told her what Smith had told the newsmen. It felt good to tell her. There was no one else I could have told right then. It was a piece of news so weighted with guilt I would have been ashamed to tell it to anyone but Nancy.

— Боюсь, что так оно и есть.

И я повторил ей то, что Смит сказал репортерам. На душе немного полегчало. Больше я ни с кем не мог бы поделиться. Слишком угнетало ощущение собственной вины, всякому другому, кроме Нэнси, я постыдился бы хоть словом обмолвиться.

“But now,” said Nancy, “there can't be war—not the kind of war the whole world feared.”

“No,” I said, “there can't be any war. “ But I couldn't seem to feel too good about it. “We may have something now that's worse than war.”

“There is nothing worse than war,” she said.

— Зато теперь не бывать войне, — сказала Нэнси. — Во всяком случае, такой войне, какой все на свете боялись.

— Да, войне не бывать. — Меня это почему-то не очень утешало. — Но с нами может случиться что-нибудь еще похуже войны.

— Хуже войны ничего не может быть.

And that, of course, would be what everyone would say. Maybe they'd be right. But now the aliens would come into this world of ours and once we'd let them in we'd be entirely at their mercy. They had tricked us and we had nothing with which we could defend ourselves. Once here they could take over and supersede all plant life upon the Earth, without our knowing it, without our ever being able to find out. Once we let them in we never could be sure. And once they'd done that, then they'd own us. For all the animal life on Earth, including man, depended on the plants of Earth for their energy.

Ну, конечно, так будут говорить все и каждый. Может быть, они и правы. Но теперь на нашу Землю явятся пришельцы — и, раз уж мы это допустили, мы в их власти. Они нас провели, и нам нечем защищаться. Цветам довольно к нам проникнуть — и они могут вытеснить, подменить собою все растения на всей Земле, а мы и знать ничего не будем, не в наших силах это обнаружить. Стоит их впустить — и мы уже никогда ничего не будем знать наверняка. А с той минуты, как они заменят наши растения, они наши хозяева и повелители. Ибо весь животный мир на Земле, в том числе и человек, существует только благодаря земным растениям.