All Flesh is Grass

— Сто раз.

— Что ж ты мне не говорил?

— Не успел, — сказал Таппер. — Не пришлось к слову.

— А близко они живут?

“No,” said Tupper. “Very far away.”

“But on this planet.”

“Planet?” Tupper asked.

“On this world,” I said.

“No. On another world. In another place. But that don't make no difference. They go everywhere for fun.”

— Нет. Очень далеко.

— Но на этой планете?

— На планете? — переспросил Таппер.

— Ну, в этом мире?

— Нет. В другом мире. В другом месте. Только это все равно. Для потехи они куда хочешь заберутся.

So they went everywhere for fun, I thought. And everywhen, perhaps. They were temporal ghouls, feeding on the past, getting their vicarious kicks out of catastrophe and disaster of an ancient age, seeking out those historic moments that were horrible and foul. Coming back again and yet again to one such scene that had a high appeal to their perverted minds.

Стало быть, для потехи они готовы забраться куда угодно. В любое место. И, наверно, в любое время. Это упыри, вампиры, они сосут кровь времени, кормятся минувшим, наслаждаются былыми трагедиями и катастрофами, выискивают в истории человечества все самое гнусное и отвратительное. Вновь и вновь их тянет сюда — упиваться видом смерти и разрушения.

A decadent race, I wondered, from some world conquered by the Flowers, free now to use the many gateways that led from world to world?

Conquered, in the light of what I knew, might not be the proper word. For I had seen this night what had happened to this world. Not depopulated by the Flowers, but by the mad suicide of the humans who had been native to it. More than likely it had been an empty and a dead world for years before the Flowers had battered down the time-phase boundary that let them into it. The skulls I had found had been those of the survivors—perhaps a relatively few survivors—who had managed to live on for a little time, but who had been foredoomed by the poisoned soil and air and water.

Кто они, эти извращенные души? Быть может, их мир завоеван Цветами, и теперь они, отмеченные печатью вырождения, рыщут по другим мирам, пользуясь теми же просветами, калитками во времени, что и сами завоеватели?

Впрочем, судя по всему, что я успел узнать, завоеватели — не то слово. Я ведь сам видел сейчас, что случилось с этим миром. Жителей его истребили не Цветы, нет: люди обезумели и совершили самоубийство. Скорее всего, этот мир был пустынен и мертв долгие годы, и лишь потом Цветы пробились сюда сквозь рубеж времени. Черепа, которые я нашел, должно быть, принадлежали тем, кто пережил катастрофу, — наверно, их уцелело немного и прожили они недолго, они были обречены, ибо взрыв отравил и почву, и воздух, и воду.

So the Flowers had not really conquered; they had merely taken over a world that had gone forfeit by the madness of its owners.

“How long ago,” I asked, “did the Flowers come here?”

Итак, Цветы никого не покорили и не завоевали, просто им достался мир, утраченный прежними хозяевами в припадке безумия.

— Давно здесь поселились Цветы? — спросил я Таппера.

“What makes you think,” asked Tupper, “that they weren't always here?”

“Nothing. Just a thought. They never talked to you about it?”

“I never asked,” said Tupper.

— Почему — поселились? Может, они всегда тут жили.

— Да нет, я просто так подумал. Они тебе про это не рассказывали?

— Я не спрашивал.

Of course he wouldn't ask; he'd have no curiosity. He would be simply glad that he had found this place, where he had friends who talked with him and provided for his simple needs, where there were no humans to mock or pester him.

We came down to the camping place and I saw that the moon had moved far into the west. The fire was burning low and Tupper fed it with some sticks, then sat down beside it.

I sat down across from him and placed the wrapped basketball beside me.

Ну, конечно, Таппер не спрашивал: ему не любопытно. Он попросту был рад и счастлив сюда попасть, тут он нашел друзей, которые с ним разговаривали и заботились о нем, и тут никто над ним не насмехался и ему не докучал.

Мы спустились к его жилью; луна передвинулась далеко на запад. Костер едва тлел, Таппер подбросил несколько сучьев и сел у огня.

Я сел напротив, осторожно положил рядом завернутый в куртку шар.

“What you got there?” asked Tupper.

I unwrapped it for him.

He said, “It's the thing my friends had. You stole it from my friends.”

“They ran away” and left it. I want a look at it.”

— Что там у тебя? — спросил Таппер.

Я развернул куртку.

— Эта штука была у моих друзей. Ты ее украл.

— Они убежали, а эту штуку бросили. Я хочу посмотреть, что это такое.

“You see other times with it,” said Tupper.

“You know about this, Tupper?”

He nodded. “They show me many times—not often, I don't mean that, but many other times. Time not like we're in.”

— Она показывает разные другие времена, — сказал Таппер.

— Так ты это знаешь?

Он кивнул.

— Они мне много показывали... не много раз, а много разного другого времени. Не такое время, как наше.

“You don't know how it works?”

“They told me,” Tupper said, “but I didn't understand.”

He wiped his chin, but failed to do the job, so wiped it a second time.

— А ты не знаешь, как она действует?

— Они мне говорили, да я не понял.

Он утер подбородок, но без толку, пришлось вытирать еще раз.

They told me, he had said. So he could talk with them. He could talk with Flowers and with a race that conversed by music. There was no use, I knew, in asking him about it, because he couldn't tell me. Perhaps there was no one who could explain an ability of that sort—not to a human being.

For more than likely there'd be no common terms in which an explanation could be made.

The basketball glowed softly, lying on the jacket.

«Они мне говорили», — сказал Таппер. Значат, он может с ними разговаривать. Он может разговаривать и с Цветами, и с племенем, у которого вместо слов — музыка. Бессмысленно его об этом расспрашивать, ничего путного он не скажет. Быть может, никто не сумеет объяснить эту его способность, во всяком случае, человеку ее не понять.

Как это назвать, какие слова найти, чтобы мы поняли? У нас в языке и слов таких нет.

Шар лежал на моей куртке и мягко светился.

“Maybe,” Tupper said, “we should go back to bed.”

“In a little while,” I said.

Anytime I wanted, it would be no trouble going back to bed, for the ground was bed.

I put out a hand and touched the basketball.

— Может, пойдем спать, — сказал Таппер.

— Я лягу немного погодя.

Лечь можно в любую минуту, как захочется, здесь это не хитрость: растянулся на земле — вот тебе и постель.

Я осторожно коснулся шара.

A mechanism that extended back in time and recorded for the viewer the sight and sound of happenings that lay deep in the memory of the space-time continuum. It would have, I thought, very many uses. It would be an invaluable tool in historical research. It would make crime impossible, for it could dig out of the past the details of any crime. And it would be a terrible device if it fell into unscrupulous hands or became the property of a government.

I'd take it back to Millville, if I could take it back, if I could get back myself. It would help to support the story I had to tell, but after I had told the story and had offered it as proof; what would I do with it? Lock it in a vault and destroy the combination? Take a sledge and smash it into smithereens? Turn it over to the scientists? What could one do with it'?

Аппарат, который проникает вглубь прошлого и помогает увидеть и услышать события, хранящиеся в скрытых пластах памяти пространства-времени... Чего только не сделаешь при помощи такого аппарата! Он стал бы бесценным оружием историков, исследователей минувших эпох. Он уничтожил бы преступность — ведь можно было бы раскрыть, извлечь из прошлого подробности любого преступления. Но какая это будет опасная сила, попади он в нечистые руки или во власть правительства...

Если только удастся, я возьму его с собой, лишь бы самому вернуться в Милвилл. Он будет вещественным доказательством, подтверждением всему, что я буду рассказывать... ну, хорошо, я все расскажу, предъявлю этот шар и мне поверят, а дальше что? Запереть его в сейф и уничтожить шифр, чтобы никто не мог до него добраться? Взять молоток и раздробить его в пыль? Отдать ученым? Что с ним делать?