All Flesh is Grass

Сенатор даже растерялся.

— То есть, вы хотите. чтобы мы сняли этот барьер?

“Look, Senator,” said the man with the bull-like voice, “for years the government has been spending billions to send a man up to the moon. With all them scientists you got, you can spend some time and money to get us out of here. We been paying taxes for a long time now, without getting anything...”

— Слушайте, сенатор, — снова загромыхал бас, — сколько лет правительство ухлопывает миллиарды, чтобы запустить человека на Луну. Ученых у вас хоть пруд пруди, так неужто нельзя потратить кой-какие деньги и время, чтоб нас вызволить! Мы весь век платим налоги, а много ли за это получаем?..

“But that,” said the senator, “will take a little time. We'll have to find out what this barrier is and then we'll have to figure out what can be done with it. And I tell you, frankly, we aren't going to be able to do that overnight.”

Norma Shepard, who worked as receptionist for Doc Fabian, wriggled through the press of people until she faced the Senator.

— Да, но дайте же нам срок, — возразил сенатор. — Мы должны выяснить, что представляет собой этот барьер, и найти какой-то способ с ним справиться. Скажу вам прямо и откровенно, такую задачу в пять минут не решить.

Сквозь толпу пробиралась Норма Шепард, секретарша доктора Фабиана, и наконец остановилась напротив сенатора.

“But something has to be done,” she said. “Has to be done, do you understand? Someone has to find a way. There are people in this town who should be in a hospital and we can't get them there. Some of them will die if we can't get them there. We have one doctor in this town and he's no longer young. He's been a good doctor for a long, long time, but he hasn't got the skill or the equipment to take care of the people who are terribly sick. He never has had, he never pretended that he had .. .”

— Но надо же что-то сделать, — сказала она. — Надо что-то сделать, понимаете? Кто-то должен найти способ. У нас тут есть больные — тяжелые, их надо положить в больницу. а мы не можем их переправить. Если мы их не отправим в больницу, некоторые умрут. У нас на весь Молвил только один доктор, и он уже очень немолод. Он хороший доктор и лечит нас уже много лет, но с очень тяжелыми больными ему не справиться, да у него ни лекарств, ни инструментов таких нету. С очень тяжелыми случаями он никогда не мог один справиться, он сам так прямо и говорил...

“My dear,” said the senator, consolingly. “I recognize your concern and I sympathize with it, and you may rest assured...”

It was apparent that my interview with the men from Washington had come to an end. I walked slowly down the road, not actually down the road, but along the edge of it, walking in the harrowed ground out of which, already, thin points of green were beginning to protrude. The seeds which had been sown in that alien whirlwind had in that short time germinated and were pushing toward the light.

I wondered bitterly, as I walked along, what kind of crops they'd bear.

— Дорогая моя, — отеческим тоном начал сенатор, — я понимаю вашу озабоченность, я весьма вам сочувствую, и можете не сомневаться.

Что ж, видно, беседа моя с представителями Вашингтона закончена. Я медленно побрел по шоссе, вернее, рядом с ним, по взрытой, перепаханной земле, из которой уже поднимались тоненькие зеленые ростки. Семена, посеянные той странной бурей, взошли удивительно быстро, и теперь побеги тянулись к свету.

Каков-то будет урожай, с горечью подумал я.

And A wondered, too, how angry Nancy might be at me for my fight with Hiram Martin. I had caught that one look on her face and then she'd turned her back and gone up the walk.

And she had not been with Sherwood when he had come charging down the walk to announce that Gibbs had phoned.

И еще любопытно, очень ли Нэнси на меня сердится за драку с Хайрамом Мартином. Какое у нее тогда было лицо... а потом она сразу повернулась и ушла. И когда ее отец прибежал сказать мне, что звонит Гиббс, она не вышла из дому.

For that short moment in the kitchen, when I had felt her body pressing close to mine, she had been once again the sweetheart out of time—the girl who had walked hand in hand with me, who had laughed her throaty laugh and been an unquestioned part of me, as I had been of her.

Nancy, I almost cried aloud, Nancy, please let it be the same. But maybe it could never be the same, I told myself. Maybe it was Millville—a village that had come between us for she had grown away from Millville in the years she'd been away, and I, remaining here, had grown more deeply into it.

В ту короткую минуту на кухне, когда она припала к моему плечу, она вдруг стала совсем прежней — моя любимая, та девушка, с которой мы когда-то ходили, взявшись за руки, та, что смеялась милым грудным смехом и дня не могла прожить без меня, как и я — без нее.

— Нэнси! — едва не закричал я. — Нэнси, прошу тебя, пускай все опять будет по-старому!

Но, наверно, к старому возврата нет. Наверно, это Милвилл виноват, это он стал между нами: за те годы, пока Нэнси тут не было, она переросла наш город, а я оставался здесь и еще глубже врос в него всеми корнями.

You could not dig back, I thought, through the dust of years, through the memories and the happenings and the changes in yourselfin both yourselves—to rescue out of time another day and hour. And even if you found it, you could not dust it clean, you could never make it shine as you remembered it. For perhaps it never had been quite the shining thing that you remembered, perhaps you had burnished it in your longing and your loneliness.

And perhaps it was only once in every lifetime (and perhaps not in every lifetime) that a shining moment came. Perhaps there was a rule that it could never come again.

“Brad,” a voice said.

Нет, сквозь пыль стольких лет, сквозь все воспоминания, случаи и события, сквозь перемены, что произошли и в ней и в тебе самом, не докопаешься так легко до прошлого, не вырвешь из него минувший день и час. И если даже доберешься до него, слишком плотно он зарос пылью времени и уже не вернешь ему того незабвенного сияния. А может, на самом деле он так и не сиял, может, только в воспоминании, от тоски и одиночества, ты сам наделил его этим ослепительным блеском.

Быть может, только раз за всю жизнь, да и то не к каждому, приходит вот такая сияющая минута. Возможно, есть даже такой закон, что минута эта и не может повториться.

— Брэд, — окликнул кто-то.

I had been walking, not looking where I went, staring at the ground. Now, at the sound of the voice, I jerked up my head, and saw that I had reached the tangle of parked cars.

Leaning against one of them was Bill Donovan.

“Hi there, Bill,” I said. “You should be up there with the rest of them.”

He made a gesture of disgust.

Все время я шел, повесив голову, глядя только под ноги. Услыхав свое имя, поднял глаза — оказалось, я уже поравнялся со сбившимися в кучу машинами.

К одной из них прислонился Билл Доневен.

— Привет, Билл, — сказал я. — Что ж ты не пошел туда с ними?

Билл брезгливо поморщился.

“We need help,” he said. “Sure we do. All the help we can get. But it wouldn't hurt to wait a while before you ran squealing for it. You can't cave in the first tune you are hit. You have to hang onto at least a shred or two of your self-respect.”

I nodded, not quite agreeing with him.

“They're scared,” I said.

— Помощь нам нужна, это верно, — сказал он. — Ясно, нужна. Еще как. Только можно и обождать малость, не сдохнем. Нечего сразу скулить. А то что ж это: с первого синяка сразу кричать караул. Ронять себя тоже не к чему, надо и самолюбие иметь.

Я кивнул, но в душе не вполне с ним согласился.

— Уж очень все напугались, — сказал я.

“Yes,” he said, “but there isn't any call for them to act like a bunch of bleating sheep.”

“How about the kids?” I asked.

“Safe and sound,” he told me. “Jake got to them just before the barrier moved. Took them out of there. Jake had to chop down the door to reach them and Myrt carried on all the time he was chopping it. You never heard so much uproar in your life about a God damn door.”

— Ну, ясно. А все равно нечего метаться и вопить, как стадо баранов.

— Что с малышами?

— Живы-здоровы, — сказал Билл. — Джейк в самый раз за ними поспел, прямо перед тем, как барьеру тронуться. Взял их и увез. Пришлось ему топором рубить дверь, чтоб до них добраться. Он рубит, а Мирт знай ругается без передышки. Черт-те сколько шуму было из-за этой паршивой двери.