All Flesh is Grass

“And now,” I said, speaking more levelly than I would have thought possible, “Millville is the beast.”

“Not Millville, Brad. Just...”

— Значит, теперь Молвил и есть дикий зверь, — сказал я ровным голосом, я и не думал, что сумею говорить так спокойно.

— Не Милвилл, Брэд. Просто...

“Yes,” I said, “most certainly not Millville. Tell that to the people when the bomb explodes.”

“This Davenport was beside himself. He had no business talking to me...”

“You think he knows what he is talking about? He had a row with the general this morning.”

— Ну, конечно, не Милвилл. Ты это скажи людям, когда на них сбросят бомбу.

— Этот Дэйвенпорт прямо не в себе. Он не имел права мне ничего говорить...

— А по-твоему, он точно все знает? Утром они с генералом крепко поспорили.

“I think he knows more than he told me, Brad. He talked for a couple of minutes and then he buttoned up. As though he knew he had no business talking. But he's obsessed with one idea. He thinks the only thing that can stop the military is the force of public opinion. He thinks that if what they plan is known, there'll be such an uproar they'd be afraid to move.

Not only, he pointed out, would the public be outraged at such cold-bloodedness, but the public wants these aliens in; they're for anyone who can break the bomb. And this biologist of yours is going to plant this story. He didn't say he would, but that's what he was working up to. He'll tip off some newspaperman, I'm sure of that.”

— По-моему, он знает куда больше, чем успел мне сказать. Он говорил минуты две, а потом прикусил язык. Видно, спохватился, что не имеет права болтать. Но он вот на чем помешался. Он думает, военных может остановить только одно: гласность. Общественное мнение. Мол, если про этот их план узнает много народу, поднимется такая буря, что они не посмеют ничего сделать.

Во-первых, люди возмутятся, это же гнусное, хладнокровное убийство, а главное, все равны пришельцам — тут кому угодно обрадуешься, лишь бы они покончили с этой проклятой бомбой. Ну, и твой биолог хочет раскрыть секрет. Он так прямо не сказал, но, видно, он о том и хлопочет. Я уверен, он подкинет эту новость кому-нибудь из газетчиков.

I felt my guts turn over and my knees were weak. I pressed my legs hard against the desk to keep from keeling over.

“This village will go howling mad,” I said. “I asked the general this morning...”

“You asked the general! For Christ sake, did you know?”

У меня все перевернулось внутри, задрожали колени. Я прижался покрепче к столу, чтобы не упасть.

— Это безумие, весь Милвилл сорвется с цепи. Я же утром просил генерала...

— Как — просил генерала! Черт подери, неужели ты знал?!

“Of course I knew. Not that they would do it. Just that, they were thinking of it.”

“And you didn't say a word?”

— Конечно, знал. То есть не знал, что они на это пойдут. Просто — что есть у них такая мысль.

— И ты никому ни слова не сказал?!

“Who could I tell? What good would it have done? And it wasn't certain. It was just an alternative—a last alternative. Three hundred lives against three billion...”

“But you, yourself! All your friends...”

“Alf,” I pleaded, “there was nothing I could do. What would you have done? Told the village and driven everyone stark mad?”

— А кому говорить? Чего бы я добился? И потом, это ж не было твердо решено. Так — предположение... на самый крайний случай. Погубить триста человек, зато спасти три миллиарда...

— А ты сам?! И все твои друзья?!

— Ну, а что было делать, Элф. Что бы ты сделал на моем месте? Раззвонил бы по всему Милвиллу — и чтоб все посходили с ума?

“I don't know,” said Alf, “I don't know what I'd have done.”

“Alf, is the senator at the hotel? I mean, is he there right now?”

“I think he is. You mean to call him, Brad?”

“I don't know what good it'll do,” I said, “but perhaps I should.”

— Не знаю, — сказал Элф. — Сам не знаю, что бы я сделал.

— Слушай, Элф, а сенатор сейчас где? В гостинице?

— Думаю, там. Ты хочешь ему позвонить, Брэд?

— Не знаю, будет ли толк. Но, может, стоит попробовать.

“I'll get off the line,” said Aif. “And Brad...”

“Yes.”

“Brad, the best of luck. I mean—oh, hell, just the best of luck.”

“Thanks, Alf.”

— Тогда я кладу трубку. Вот что, Брэд...

— Да?

— Счастливо тебе... То есть... о, черт! Просто — желаю успеха!

— Спасибо, Элф.

I heard the click of the receiver as he hung up and the line droned empty in my ear. My hand began to shake and I laid the receiver carefully on the desk, not trying to put it back into the cradle.

Joe Evans was looking at me hard. “You knew,” he said. “You knew all the time.”

I shook my head.

В трубке щелкнуло — он дал отбой, теперь я слышал только гудение. У меня так затряслись руки, что я и не пытался опустить трубку на рычаг, а осторожно положил ее прямо на стол.

Джо Эванс смотрел на меня в упор.

— Так ты знал, — сказал он. — Все время знал.

Я покачал головой.

“Not that they meant to do it. The general mentioned it as a last resort. Davenport jumped on him...”

I didn't finish what I meant to say. The words just dwindled off. Joe kept on staring at me.

I exploded at him.

— Что они на это пойдут — не знал. Генерал обмолвился об этом как о последнем средстве, на самый крайний случай. И Дэйвенпорт на него накинулся...

Я не договорил, я уже и не помнил, что хотел сказать. Слова теряли всякий смысл. Джо все не сводил с меня глаз.

И вдруг меня взорвало.

“Damn it, man,” I shouted, “I couldn't tell anyone. I asked the general, if he had to do it, to do it without notice. Not to let us know. That way there'd be a flash we'd probably never see. We'd die, of course, but only once. Not a thousand deaths...”

Joe picked up the phone. “I'll try to raise the senator,” he said.

I sat down in a chair.

— Не мог я никому сказать, черт возьми! — заорал я. — Я попросил генерала, если уж ему придется на это пойти, так чтоб без предупреждения. Чтоб нам ничего не знать заранее. Просто вспышка — и все, мы бы, наверно, ее и не увидели. Ну, погибли бы, но одна смерть куда ни шло. А так умираешь тысячу раз...

Джо взялся за телефон.

— Попробую дозвониться до сенатора, — сказал он.

Я сел.

I felt empty. There was nothing in me. I heard Joe talking into the telephone, but I didn't really hear his words, for it seemed that I had, for the moment, created a small world all of my own (as though there were no longer room for me in the normal world) and had drawn it about me as one would draw a blanket.

I was miserable and at the same time angry, and perhaps considerably confused.

Joe was saying something to me and I became aware of it only after he had almost finished speaking.

Пусто внутри. Точно меня выпотрошили. Джо говорит по телефону, а я не разбираю слов, будто на несколько минут создал отдельный крохотный мирок для себя одного (видно, в обычном мире, среди людей, мне уже нет места) и укрылся в нем, как укрываешься с головой одеялом.

Худо мне, тошно, и зол я, и мысли путаются.

... Джо мне что-то говорил, а я даже не замечал этого, только под самый конец спохватился:

“What was that?” I asked.

“The call is in,” said Joe. “They'll call us back.”

I nodded.

“I told them it was important.”

— Что? Что такое?

— Я заказал междугородный разговор. Нас соединят.

Я кивнул.

— Я объяснил, что дело очень важное.

“I wonder if it is,” I said.

“What do you mean? Of course it...”

— Не знаю... — сказал я.

— То есть как? Конечно же, это...

“I wonder what the senator can do. I wonder what difference it will make if I, or you, or anyone, talks to him about it.”

“The senator has a lot of weight,” said Joe. “He likes to throw it around.”

We sat in silence for a moment, waiting for the call, waiting for the senator and what he knew about it.

— Не знаю, что тут может поправить сенатор. Не знаю, что изменится, если мы с ним и поговорим — я, ты, кто угодно.

— Сенатор Гиббс — человек влиятельный, — сказал Джо. И он очень любит это показывать.

Некоторое время мы сидели молча и ждали звонка. Что скажет сенатор? Что он знает о нашей судьбе?

“If no one will stand up for us,” asked Joe, “if no one will fight for us, what are we to do?”

“What can we do?” I asked. “We can't even run. We can't get away. We're sitting ducks.”

“When the village knows...”

— А как быть, если никто за нас не вступится? Если никто не станет за нас драться? — вновь заговорил Джо.