Даниэль Зеа Рэй - Егерь

– А если не доживем? – она вновь пригладила его непокорные волосы.

Стефан поцеловал ее в кончик носа.

– Я умру, зная, что был женат на самой прекрасной женщине во Вселенной.

– А вы умеете льстит даме, Ваше Императорское Величество! – она засмеялась, потому что он начал ее щекотать.

– У твоего супруга в принципе очень много талантов!

Сафелия продолжала смеяться и извиваться под ним. Потом умолкла. Потом застонала. Сегодня она поняла кое-что очень важное. Прошлое не имеет значения в том случае, когда оно не влияет на будущее. Важно не отказаться от прошлого как такового. Важно принять его и двигаться дальше. Каждый новый шаг когда-нибудь станет прошлым, а значит стоит приложить все силы, чтобы об этом шаге не пришлось сожалеть.

Занимаясь с ним любовью на песчаном пляже, в озере с холодной водой, в горячей ванной, в теплой постели на рассвете она знала одно: сожалеть об этом она никогда не будет. И даже если его Империя не примет ее, она хотя бы попытается сделать все возможное, чтобы этого не произошло. Ведь лучше пасть в сражении, чем опустить руки и сдастся на милость судьбе.

– Зафир!!! Зафир!!! – Роден проснулась от собственного крика и подскочила с кровати. В темноте, она зацепилась за какое-то кресло и выругалась. Туалет? Где здесь туалет?

Нашла туалет. Расслабилась. Похоже, это была его уборная. На полке стояли склянки с мужскими ароматами, помазок, стакан с зубной щеткой. Другая зубная щетка лежала на раковине. Новая. Еще в упаковке. Роден сняла с запястья пластиковый браслет и посмотрела на надпись: «Роденика Уилберри». Такие браслеты надевают в больницах. Рубашка, в которую ее нарядили, явно оттуда же. Следы от уколов на запястьях. Вне сомнений, она побывала в больнице и теперь ни черта об этом не помнит.

Роден смыла воду и подошла к раковине. Глаза как щели, веки раздуло, висок отечный. Правда, ничего не болит. Кто ее сюда приволок? И где сейчас Зафир?

– Уже проснулась? – услышала она за дверью.

Ноги подкосились, и Роден едва не рухнула на пол.

– Все в порядке! – прокричала она. – Со мной все хорошо!

Может, у нее галлюцинации и это не его голос? Возможно, она разговаривает сама с собой?

– Точно все хорошо? – его голова показалась в дверном проеме.

Он выглядел обеспокоенным.

– Я приму душ и спущусь, – ответила она и тут же отвернулась.

– Хорошо. Буду ждать внизу.

Облегчение. Он был жив. Жив.

Роден стянула с себя рубашку и выбросила ее в мусорное ведро. Вскрыла упаковку и достала новую зубную щетку. Почистила зубы. Покосилась на ванную. Включила воду и залезла внутрь, чтобы согреться. Налила какой-то шампунь из бутылки, чтобы пузыри пустить. Переборщила. Стала спускать воду и смывать пузыри. Намылила голову его мужским шампунем и им же натерла лицо. Смыла. Гель-душ тоже пригодился. Вылезла. Вытерлась его полотенцем, хотя рядом было сложено сухое и чистое. Снова взглянула на себя в зеркало. За спиной висел его махровый халат. Вжалась в него носом. По телу пробежала дрожь. Накинула его халат и вышла в коридор.

Остановилась у двери в некогда свою комнату. Открыла, заглянула внутрь и тут же закрыла. Дошла до лестницы. Внизу горел свет. Она бесшумно спустилась. Зацепилась ногой за бутылку, и та покатилась в сторону. Роден заглянула в гостиную. Там тот же бардак. Стулья сломаны, стол вообще перевернут, пустые бутылки на полу.

Она вернулась в холл и прошла на кухню. Остановилась рядом с дверью. Он месил тесто, отбивал его и продолжал катать.

– Проголодалась? – Зафир взглянул на нее и улыбнулся.

Его майка и спортивные штаны были измазаны мукой. Его волосы тоже в муке.

– Долго я спала? – она подошла к столу, выдвинула стул и присела.

– Часов двенадцать.

– Ты возил меня в больницу?

– Конечно, – он отбил тесто и продолжил его месить.

– Спасибо.

– Не благодари, – он поморщился. – Обещали, что голос восстановиться к утру. Рад, что так оно и есть.

– Забудь об этом.

Он бросил тесто на стол и уперся руками в столешницу.

– Забыть о том, что едва не задушил тебя? Тебе не кажется, что это слишком?

– Нет.

– Я жесток. Эта жестокость живет внутри и показывает лицо, когда я утрачиваю над собой контроль.

Она пожала плечами.

– Ты – хищник. Мы оба это знаем.

– Я не хочу быть зверем.

– Но ты такой! И всегда таким будешь! Не агнец Божий, а волк в овечьей шкуре, который порвет любого за свою стаю. Даже меня, если потребуется.

– Ты и есть моя стая.

– Нет, – она покачала головой. – Я твой Егерь. И мы с тобой в этом лесу одни. Если одного из нас не станет – сдохнет и второй. Вот так и будем существовать. Кругами друг вокруг друга ходить. И ждать, когда жизнь наша оборвется. Мы не одной крови, Темный. Но когда ты меня кусаешь, я, почему-то, не защищаюсь, а вою.

Он поднял на нее светящиеся глаза:

– А когда облизываю?

Он был готов поклясться, что она смутилась.

– Когда облизываешь, хочется рыдать от удовольствия.

Он раскрыл объятия, приглашая ее подойти.

– Иди ко мне. Я тебя оближу.

– Нет, – ответила она и покачала головой.

– Нет?

– Нет.

Он обреченно опустил руки и вернулся к тесту.

– Елотки есть? – спросила она, подпирая голову рукой.

– В шкафчике над кофемашиной.

Роден подошла к кофемашине, поставила кружку и включила прибор. Открыла шкафчик и долго смотрела на пачки елоток, аккуратно сложенные в ряды. Ничего не сказала. Просто достала пачку и закрыла шкафчик. Прикурила от пальца. Выдохнула дым. Добавила в кофе сахар, размешала. Пригубила. Взгляд упал на пепельницу. Дорогая вещица из стекла разных оттенков. Увесистая. Такой и убить можно, если метнуть в голову. Взгляд снова переместился. Подоконник. Другая пепельница. Стиль тот же, но оттенки стекла отличались. Раковина. Рядом с ней еще одна пепельница.

Роден стряхнула пепел и снова пригубила кофе.

– Что с Эстетом? – наконец, спросила она.

– Никаких следов, – Зафир начал отбивать тесто. – Двое людей Стефана погибли в доме Розы Бартон. Один угодил в клетку. Второй попал в энергетическую ловушку у лестницы. Сейчас моя группа работает там. Стефан подключил свою службу безопасности. Границы резервации перекрыты. Стефан объявил угрозу теракта и ввел на территории резервации военное положение. Как только появится информация от моих ребят или людей Стефана, нам сообщат.

– Соня Частик не объявилась?

– Нет. Ее поисками занята полиция.

– Думаю, девочка еще жива, – Роден затянулась и выдохнула дым. – Мы должны идти по ее следу. Ты узнал, кто такая Роза Бартон?

– Она умерла год назад. Ей было восемьдесят два и сердце сдало. Всю жизнь проработала поваром на корабле иных. Больше ничего на Розу нет, кроме заброшенного дома и улицы, название которой переводится как «улица Охотников».