Даниэль Зеа Рэй - Егерь

– Роден, прекрати, пожалуйста, – его голос был громок, а интонация пресекала любые возражения.

– И после всего, что знаешь обо мне, – она повернулась к нему лицом и заглянула в глаза, – ты все еще любишь меня? Или это Сомери нашла способ урезонить Егеря, отправив на это задание лучшего из своих учеников?

Лицо Зафира перекосило. Нежность во взгляде сменилась яростью, которую она в нем уже наблюдала. Вот он – ее Зверь. Поднажать – и он укусит, погладить – и он начнет подставлять морду для ласки.

– Сомери умна, – прошептала Роден. – И мы с ней давние враги. Она поняла, что я вышла на тебя. Мои планы для нее – не секрет. И она сделала ставку на тебя. Сомери знала, что когда на кон станет благополучие твоей большой семьи, ты сделаешь правильный выбор и устранишь меня. А если не устранишь и рискнешь всем, она без особых сожалений убьет и тебя. Олманцы, доннарийцы, – вы для суирян никто. Ваше членство в Совете мешает управлять системой и властвовать над ней. Ваши запреты в Совете временны, и если не подействуют нынешние рычаги давления, вас придется уничтожить. Готовься, Темный. Суя – недружелюбная планета. История ее давно переписана, а действующие лица обличены в маски. И все молчат. И все ждут, когда исполнится пророчество и Царство Двенадцати Царей примет вызов от самой судьбы. «И явится на Сую избранник рода Егерей. Чужеземец под личиной раба, чужестранец в обличии смерти. Его манеры безупречны, его ум как заточенный клинок, а сила подобна силе Великих Мастеров. И имя ему Темный, ибо самой Тьмой он будет повелевать. И обрушит Темный гнев свой на правящих мира сего во имя возмездия. И содрогнутся Цари от вызова такого. И падет их Царство от руки его, как падает голова, снесенная с плеч». Мой род пострадал из-за этого пророчества. Нас стали бояться, нас стали избегать. Тем не менее, нашлись и союзники. Мастера правят Суей вот уже четыреста лет с тех самых пор как был образован Совет Всевидящих. А этому пророчеству уже лет сто. И до сей поры не появлялись в нашем роду девочки, окруженные непроглядной Тьмой. Я первая. И единственная. Отец боялся меня. Потому и бил, что боялся. А я ненавидела его. Потому что он боялся и бил. Когда я замуж за Мастера собралась, Сомери вызвала меня к себе на разговор. Я понимала, почему она беспокоится. Не был ее сын чужеземцем, коренным суирянином он был. Он всегда с достоинством носил нательные рисунки, чтобы не быть похожим на раба. И не стал он моим Повелителем, а значит, «Темный» – не его имя. Не знаю, почему все еще живу. Почему Сомери до сих пор не убила меня. Хотя, мучить ей нравится больше, чем убивать. Скажи, – она коснулась пальцами его щеки и нежно погладила, – ты все еще любишь меня? Любишь, даже зная, что не мы с тобой выбрали этот путь и связь эта как проклятие для нас? Любишь меня, изуродованную как внутри, так и снаружи? Готов бросить вызов тем, кому вызов до тебя не бросали и довести начатое до конца? Готов умереть за это вместе со мной?

Он наклонился к ее лицу и задевая губами губы прошептал:

– Я-то готов. А готова ли к этому ты?

– Я готова, – она хотела его поцеловать, но он отстранился и вновь завис над ее губами.

– Тогда тебе придется преодолеть самый большой страх в своей жизни, – прошептал он, вновь задевая ее губы. – Я хочу, чтобы ты его преодолела. Он делает тебя слабой, уязвимой.

– О чем ты говоришь? – она напряглась рядом с ним, напряглась всем телом, каждой мышцей.

– Я хочу, чтобы ты разделать передо мной, Роден.

– Да я и так голая! – воскликнула она.

Зафир протянул руку и достал из-под кровати какой-то пузырек.

– Любишь меня? – спросил он, открывая тонкий колпачок.

Роден взглянула на этикетку и обмерла.

– Ты все еще любишь меня? – спросил он, поднося пузырек к ее груди. – Если любишь, не сопротивляйся.

– Тебе не излечить меня, – прошептала Роден.

– Я хотя бы попытаюсь. Ради тебя.

Роден закрыла глаза.

– Когда ты понял? – произнесла она.

– Когда увидел запись, присланную Сомери. Я вспомнил, что у тебя был свой прибор для дермосинтеза, и ты отдала его Сафелии. В тот момент я думал, что ты используешь его, чтобы изменять внешность и оставаться неузнанной во время охоты. Но потом… …посмотрев видео… я осознал, что дермосинтез нужен тебе для того, чтобы скрыть самый большой страх в твоей жизни. Страх перед самой собой, – уксус из пузырька полился на ее грудь.

Началась цепная реакция. Дермоспон на теле Роден начал трескаться и отваливаться лоскутами, обнажая белоснежную кожу под ним, испещренную мелкими белесыми рубцами.

– Роден? – позвал Зафир в тишине.

– Да, – выдохнула она.

– Пойдем в душ.

– Я еще немного полежу.

– Пойдем, – он подхватил ее на руки и понес в ванную.

Она зажмурилась. Он помог ей стать на ноги и включил воду. Роден открыла глаза. В сток мелкими кусочками смывались остатки дермоспона. Зафир вымыл ее с головы до пят каким-то шампунем, а она все наблюдала, как пенящаяся вода уходит в сток. Он вымылся сам, вытерся и вылез из ванной. Вытер ее. А она все смотрела на сток.

– Пойдем, – он взял ее за руку, и она повернулась к нему лицом, утыкаясь взглядом в синие глаза.

Она была похожа на загнанного зверька, которого пробудили от зимней спячки и достали из норы. Беззащитная. Настолько беззащитная, что Зафиру стало страшно.

Она вылезла из ванной. Он потянул ее за руку и подвел к зеркалу, висящему на стене. Зеркало запотело, и он протер его ладонью. В отражении стояли двое людей, мужчина и женщина. Голые, они держались за руки. Мужчина был так красив! Она бы смотрела на него вечность, любуясь чертами лица, мышцами груди и живота, разглядывая его плоть и вспоминая, что он может с ней делать. Женщина была Роден мало знакома. На ней были бриллианты и становилось понятно, что она принадлежит высшему свету. Назвала бы она эту женщину красивой? Не сегодня. Возможно, в другой день. Губы распухли, висок синий, глаза заплывшие… Роден показала оскал и пригляделась. Зубы белые, ровные. Грудь не маленькая. Соски торчат. Кожа исполосована. Везде исполосована. Он оставил в покое только лицо. Только его оставил в покое.

– «Ты такая красивая», – произнесла она, глядя на свое отражение в зеркале. – Он повторял это каждый раз перед тем, как залезть на меня. А потом он подвешивал меня в кандалах и цеплял на маленькие крюки, чтобы казалось, будто я парю. И стегал. Стегал до тех пор, пока я не отключалась. И пока стегал, все время спрашивал, почему я такая красивая?

Зафир закрыл глаза. Роден висит в воздухе. Ее веки слиплись от пота. Здесь жарко и душно. Здесь больно. Она висит в воздухе и мужчина, абсолютно голый, заносит руку с плетью.

– Стоп! – Зафир остановил воспоминание. – Взгляни на него. Это твой муж?