Владимир Забудский - Путь к звёздам

Нервным движением она отворила дверь и заскочила в мамину комнату, ошалело осматриваясь. Нейрооптика сразу переключилась в режим ночного видения. В лучах невидимого света она могла отлично рассмотреть контуры кровати, тумбочек, шкафа-купе, рабочего уголка, а также полки с грамотами, дипломами и почётными призами, которые бабушка продолжала регулярно протирать от пыли. На стенах всё ещё висели картины и фотокарточки, принадлежащие былой владелице. В углах комнаты теперь громоздились штабеля ящиков, коробок и просто хлама, которому не нашлось места даже в подвале, но жалко было вывезти на свалку. Здесь было тихо и совершенно пусто.

В появившейся перед глазами дополненной реальности тревожно мигали с полдюжины иконок, возвещая, что различные биологические показатели Саши выходят далеко за пределы нормы.

— Доктор Тёрнер, вы находитесь в опасности? — раздался у неё в голове голос «Афины».

На краткий миг ей показалось, что голос ИИ принадлежит той, кто когда-то жила в этой комнате. От неожиданности Саша вздрогнула и ошарашенно оглянулась. Осознав свою ошибку, она разгневалась на себя за истерику, но та лишь усилилась. Не в силах себя сдерживать, Саша раздраженно вскричала:

— Нет! Со мной всё в порядке! Отключить нейросеть!

— Вы подтверждаете?..

— Отключай, чёрт возьми! Подтверждаю, подтверждаю, подтверждаю! — нетерпеливо прорычала она, в сердцах топнув ногой об пол.

— Сашенька! — на первом этаже донеслись шаркающие по полу шаги и хрипловатый спросонья, обеспокоенный голос бабушки. — Дорогая, что у тебя случилось?

Несколько раз продохнув и в последний раз подозрительно оглянувшись в комнате матери, Саша поспешно выскочила из неё и прикрыла дверь, постаравшись сделать это как можно тише.

— Всё в порядке, ба! Кошмар приснился! — крикнула она в ответ, тщетно пытаясь унять дрожь в голосе. — Иди спать, ладно?!

Только сейчас она заметила, что в ванной комнате продолжает шумно литься в раковину вода, которую она забыла перекрыть. Шагнув туда, она нервно повернула кран.

— С тобой точно всё хорошо? Давай я поднимусь к тебе!

— Не надо, ба, я же сказала! Ложись спать, хорошо?!

Десять или пятнадцать минут спустя она сидела на своей кровати, безуспешно стараясь прийти в себя под успокаивающий треск электрокамина. Глаза пристально буравили приоткрытую дверь спальни, в просвете которой виднелась ручка на двери комнаты матери. Натянутые, как струны, нервы не желали повиноваться голосу рассудка, и уже несколько раз красочно воображали, что ручка начинает сама собой поворачиваться. Каждый раз это оказывалось глупым плодом воспалённой фантазии. Но будь Саша хоть сто раз убеждённой материалисткой, которая всегда насмехалась над примитивными суевериями, отвести глаз от дверной ручки она была не в силах.

«Нервный срыв» — убедила она себя наконец, стараясь следить за правильным ритмом дыхания, чтобы успокоить разбушевавшийся пульс. — «Сильное переутомление. Посткосмическая дезориентация. Ещё и месячные вот прямо сегодня, как назло! Так что немудрено».

Она знала, что галлюцинации вовсе не являются обычным явлением при любом из упомянутых состояний, ни одно из которых не было ей в новинку. Но не исключала, что одновременное их сочетание, своего рода «идеальный шторм», способны довести изможденный мозг даже до такого. Должно быть, так и случилось. Другого рационального объяснения появлению у молодого здорового человека видений она придумать не могла.

Разве что…

«Ну ж нет!» — почувствовав прикоснувшиеся к ней липкие пальцы ледяного ужаса, решительно отмахнулась она от подступившей к ней запретной мысли, заглушив её, и затоптав, будто какого-то мерзкого ядовитого гада. Нет. Она знала, что всё это лишь нервы. Лишь усталость. И не надо придумывать ерунды.

Ей был жизненно необходим сон.

Если он не шел сам — что ж, придётся немного помочь ему снотворным.

Двумя днями позже…

Коммуна Карри-ле-Руэ, недалеко от Марселя, Франция

24 декабря 2126 года. 20:30 по местному времени (19:30 по Гринвичу)

Большой рождественский ужин («le gros souper») в Провансе было принято устраивать в сочельник, а не на Рождество. В доме бабушки Лары к этой традиции всегда относились очень серьёзно, не исключая даже обязательного наличия на столе «treize desserts» — тринадцати десертов, которые символизировали Иисуса Христа и двенадцать апостолов, присутствовавших на Тайной Вечере.

В детстве бабушка приложила немало усилий, чтобы привить внучке религиозность, но Саша так и не научилась относиться к христианским традициям с серьёзностью и почтением. Порой просто делала вид, что слушает бабушкины наставления, а иногда бралась спорить и просвещать бабку относительно дремучести её воззрений. Став взрослой, она пришла к выводу, что истоки традиции не так уж важны, если она помогает близким людям собираться вместе.

— Ох-ох, рыба просто божественна! — восхитился дядя, отведав солидный кусочек тушёного морского ерша в овощах.

— Сегодняшний улов, — с нескрываемым самодовольством произнёс дед Эмиль.

В 103 года дед выглядел дряхлым ходячим пеньком. Но под слоями складок и морщин ещё проглядывались черты гордого и красивого лица, излучающего несколько архаичную для XXII века маскулинность. Яркий, энергичный холерик, в котором горячая берберская кровь отца сочеталась с бретонскими стойкостью и упрямством, унаследованными от матери, дед был довольно суровым и консервативным мужчиной, привыкшим считать, что слова «хозяин в доме» и «глава семьи» значат кое-что даже в современном ультралиберальном обществе. Заядлый рыбак, преданный болельщик «Марселя», мастер на все руки, любитель хорошо поесть и выпить, но также азартный игрок, забияка и ходок за юбками, он был воплощением традиционной мужественности со всеми свойственными ею добродетелями и пороками.

Укрощение его норова заняло у бабушки добрых полвека. Они поженились по молодости, когда Ларе, тремя годами ранее бежавшей в Европу от очередных волнений между христианами и мусульманами в родной Нигерии, едва исполнилось восемнадцать, а деду было двадцать два. Они пережили вместе немало перипетий, прежде чем сумели свить уютное гнёздышко тут, в окрестностях Марселя. Но семнадцать лет спустя Эмиль с треском и скандалом ушел от Лары к более молодой женщине, оставив её одну с 8-летней Лианной и 2-летним Дюком, хоть и продолжил, насколько это было возможно, живя на две семьи, принимать участие в воспитании детей. Дети сохранили отцовскую фамилию «Юфирти», но на деле воспитывались, в основном, матерью. Эмиль вернулся к Ларе лишь через двенадцать лет после развода, когда Лианна была взрослой, а Дюк заканчивал среднюю школу. Саша слышала, что возвращение прошло непросто, и дядя долгое время принципиально отказывался общаться с дедом, считая, что бабушка напрасно приняла его обратно. Но к моменту её рождения тень той истории уже почти перестала ощущаться.