Франсуа Баранже - Спаситель мира [litres]

– Они правильно сделали, что ушли, сын мой. Они очистили свои души, отказавшись и дальше оставаться сообщниками в…

– Довольно! Вы всего лишь приспешник дьявола! И будете вечно гореть в аду!

– Мы уже в аду, и всегда там были. Ад – это сами люди.

– ДОВОЛЬНО!

Он закричал. Не для того он пришел, чтобы этот змей нашептывал ему в уши свои лживые слова. Осознав, что, придя сюда, он допустил ошибку, Энгельберт развернулся и направился к двери, Пустынник бросил ему вслед:

– Вы не спрашиваете меня, почему я здесь?

Энгельберт остановился.

– Но вы же, разумеется, хотите знать. На самом деле я уверен, что вы уже все поняли, но отказываетесь принять.

Энгельберт мгновенно вернулся. Если бы не стекло, он бы придушил эту гадюку.

– О чем вы говорите, демон? Вы бредите!

– Вы прекрасно это знаете. Вы боитесь, что утратили веру.

– Какая нелепость!

– Вы боитесь, что утратили веру, потому что не понимаете, как Господь допускает, что вы так страдаете. Вот почему вы пришли посмотреть на того, чье предательство по отношению к Церкви было еще более зрелищным. Чтобы утешиться, вы хотите увидеть того, кто хуже вас.

– ПРЕКРАТИТЕ!

– К сожалению, это не поможет, сын мой.

– Не называйте меня так, вы потеряли на это право!

– Верно, но, боюсь, от этой привычки мне уже не избавиться.

– Я ухожу, мне здесь нечего делать!

– Верно, ибо вы все уже поняли. Вы поняли, что Бог покинул вас, как давно уже покинул людей. Настоящий предатель – сам Бог!

Энгельберту становилось дурно, ему было страшно жарко, а голос Петра Пустынника доносился до него, как сквозь вату.

– Но… что… – попытался он выговорить, но во рту образовалась мешанина из слов.

– Знаете, что на самом деле находилось в святилище? – закричал ему бывший претор. – Вы имеете хоть малейшее представление о том, что оно вмещало?

Внезапно дверь в круговой коридор с грохотом распахнулась, и вбежали два солдата военной полиции.

– Там действительно хранились останки Христа, это да! Но тогда почему Святой престол запретил кому бы то ни было входить туда? Почему один только демон, этот Испепелитель был тайно послан туда? Почему, как по-вашему?

Солдаты схватили Энгельберта за руки и потащили к выходу. Даже реши он сопротивляться, находясь в этом состоянии дурноты, он оказался бы неспособен.

– Потому что иначе христианская империя рухнула бы, как карточный домик, каким всегда и была! Потому что погребенный здесь Христос вовсе не …

Бронированная дверь захлопнулась с громким щелчком, мгновенно лишив Энгельберта возможности слышать голос Петра.

Брат Льето все еще рыдал, когда военная полиция сопроводила его к выходу из штрафного изолятора и бесцеремонно выставила вон.

Зал, в котором оказался Танкред, был средних размеров – едва ли двенадцати метров в самой широкой части – с гладкими ровными стенами, почти как если бы скала втянула пузырек воздуха. Тут стояла кое-какая деревянная мебель, но комфорт предполагался лишь самый скромный. Стол, трехногий табурет, большой синий ковер, ложе, устроенное прямо на полу, и несколько предметов домашней утвари. В очаге справа у стены можно было разводить огонь, а подтеки сажи указывали, что дым выходит через дыру наверху. Слева расщелина была достаточно широкой, чтобы служить окном, размером немногим больше бойницы. Чуть колышущийся под движением идущего снаружи воздуха кусок ткани служил занавесью. Красный свет ночного солнца не проникал в отверстие, поэтому Танкред решил, что стена в этом месте очень толстая. Несмотря на типично атамидскую обстановку, комната вполне могла находиться в пещерной системе беглецов.

Все эти соображения пришли в голову Танкреда в самые первые мгновения. Но они отразили лишь непроизвольную реакцию мозга, который автоматически регистрировал окружающее. Потому что самому Танкреду было глубоко плевать на все вокруг.

Перед ним стояла Клоринда.

И он окаменел. Едва он ее увидел, его мысли запустились, как двигатель на больших оборотах за мгновение до того, как заглохнуть. Он хотел заговорить, но не смог разжать губ.

– Добрый вечер, Танкред, – сказала она.

Она была великолепна. Как он мог ее оставить? Она стояла посреди комнаты, такая, какой была в ту ночь, когда он уехал. В своем костюме кирпично-коричневого цвета, с длинными волосами, которые при свете факела казались переплетенными золотой нитью, а ее зеленые глаза умоляли его остаться. У нее на плечах еще лежала атермическая накидка, под которой она ждала на холоде, чтобы увидеть его в последний раз, прежде чем он дезертировал. Огонек замигал в сознании Танкреда – тревожный сигнал, пытающийся привлечь его внимание, но так и оставшийся незамеченным в той буре, которая разыгралась у него в душе.

– Входи, прошу тебя, – сказала Клоринда.

Танкред сделал шаг. Ноги отяжелели.

– Давай присядем, – предложила молодая женщина, указав рукой на ковер.

Танкред повиновался, как автомат, и они по-турецки уселись друг напротив друга. Ему вдруг показалось, что он всплыл на поверхность, едва не утонув.

– Ты ведь не настоящая, верно? – хрипло спросил он.

Ее губы раздвинулись в чудесной улыбке, и она встряхнула волосами.

– Нет, Танкред. Конечно же нет .

Внезапно ее черты изменились. Перед Танкредом по-прежнему сидела молодая женщина, но уже не Клоринда. Это была Ниса, его сестра!

Потом лицо Нисы заколебалось, на щеках проклюнулась седеющая борода, волосы укоротились; теперь на совершенно растерянного бывшего лейтенанта смотрел Боэмунд. Метаморфоза продолжилась, и секунду спустя лицо старого солдата сменила открытая улыбающаяся физиономия Альберика.

– Довольно! – крикнул Танкред. – Кто бы вы ни были, прекратите!

Улыбка Альберика улетучилась, глаза почернели, волосы исчезли. Кожа стала пергаментной, плечи опустились, а одежда пультовика превратилась в широкое одеяние из сурового полотна.

Теперь на синем ковре сидел атамид. Хотя у него был облик мудреца, сходный с Тан’хемом, на вид он казался гораздо более старым. А главное, ему не хватало того любопытного и слегка насмешливого выражения, которое так часто появлялось на лице старейшины мудрецов каравана. Да и вообще, этот атамид выглядел бесконечно усталым.

Танкред вскочил.

– Ради всего святого, что вы сделали? – воскликнул он, дрожа от негодования и, возможно, немного от страха.

Мудрец сделал успокаивающее движение рукой:

– Прошу тебя, Танкред, присядь .

Поскольку солдат продолжал смотреть на него, сжав кулаки и с играющими желваками на скулах, мудрец подумал:

– Я Юс’сур. Я звал тебя в твоих грезах .

Танкред шумно выдохнул, как если бы получил удар в солнечное сплетение.