Франсис Карсак - Робинзоны космоса [сборник litres]

Спустившись, они проникли в город, при помощи мачете проделывая себе проход среди стволов деревьев, срубая лианы.

Рядом с озером земля была выстлана камнем, так хорошо, что даже спустя века растения нигде не пробивались сквозь кладку. С десяток улиц сбегалось к полукруглой площади, выходившей на набережную, от которой начинались молы и пирсы. По обе стороны от причала высились две башни, почти невредимые.

– Заночуем в левой, – сказал Жюль. – Я часто в ней останавливался. Там есть сухие помещения, да и потолки вполне прочные. Древние стики были весьма искусными строителями…

Стены, камни которых были подогнаны настолько точно, что места стыков порой становились неразличимыми, действительно выглядели так, словно готовы были бросить вызов еще не одному столетию.

– Известно хотя бы примерно, насколько древним может быть этот город?

– Да. Мак, еще будучи директором, отослал образцы дерева на Землю для радиоуглеродного анализа. Он не такой уж и древний, этот город, – ему от трех тысяч девятисот до трех тысяч двухсот земных лет. Интересно другое: именно этот город, по всей видимости, и был первым, покинутым стиками. Чем дальше отсюда, тем позже наступало время запустения, будто из этого места исходило какое-то пагубное излучение. На южном континенте, к примеру, некоторые города были все еще обитаемыми две тысячи шестьсот лет назад. Так или иначе, кончилось все быстро: повсюду на планете цивилизация стиков погибла максимум лет за шестьсот. Узнав про эти результаты, Всемирное бюро ксенологии хотело послать сюда научную экспедицию, но ММБ воспротивилось. Ничего не поделаешь – они тут боссы, эта планета принадлежит им еще сорок лет!

Пока Жюль устраивался на ночлег, Тераи и Лео прошлись по окрестностям. Геолог намеревался определить, насколько это представлялось возможным, уровень исчезнувшей цивилизации. В одном хорошо сохранившемся доме стены были украшены росписью и барельефами. Сложных машин на изображениях не обнаружилось, но стики везде были представлены в окружении домашних животных, как верховых, так и вьючных, похожих на лошадей и быков, или же других, более мелких – должно быть, местных «собак», с которыми охотились на шуинга-гха (этих хищников Тераи узнал без труда, они действительно напоминали короткопалых львов). Среди оружия фигурировали луки с двойным изгибом, копья и своего рода арбалеты с прицелом. Некоторые стики носили щиты или что-то вроде неполных доспехов.

«Не мешало бы произвести раскопки, – подвел итог Лапрад, – но готов держать пари, что они находились примерно на уровне европейцев шестнадцатого века. Судя по этой настенной карте, они уже плавали по своим морям. Что же могло положить конец столь мощному развитию? Три тысячи лет! Они определенно опережали нас! Три тысячи лет тому назад у нас все еще был железный век! Мои галльские предки сражались между собой, мои китайские предки лишь только учились философствовать, мои предки маори еще не вышли из Азии, а что до моих индейских предков, один только Великий Маниту знает, что они делали!»

Вернувшись в лагерь, он рассказал Жюлю о своих находках.

– Да, я знаю этот дом. Там есть и другие, чуть дальше. Кое-где уцелели даже деревянные остовы строений. Они все делали из дерева гаю, а эту древесину никакая гниль не берет. Мы ее используем для креплений в шахтах. А черепица подогнана так плотно, что даже ураганы с трудом ее срывают. Они были превосходными каменщиками и работали на века, как наши египтяне или строители соборов. Но нам о них не известно ничего, или почти ничего!

Они покинули город на следующее утро, проведя тихую ночь в башне, в сухой, не продуваемой ветрами комнате.

А затем для Тераи началось настоящее знакомство с Офиром.

Сначала шел лес, затем обширные зелено-рыжие саванны, глубокие ущелья, куда восхитительными водопадами, поднимая вихри водяной пыли, которые солнце расцвечивало множеством радуг, устремлялась река Ото-Ото. Иногда то тут, то там вдоль не совсем еще заросшей дороги попадались развалины древних ферм, почтовых станций или сторожевых постов. Ночи, когда луны следовали одна за другой по небу, отбрасывая многочисленные подвижные тени, были так прекрасны, что невозможно было уснуть, даже несмотря на усталость. Днем, в грозу и под проливным дождем, приходилось совершать опасные речные переправы, а затем через девственные леса подниматься к первым отрогам гор Судьбы. Возвращались они через долину Бероэ и каньон Мертвеца (там когда-то нашли наполовину обглоданный хищниками труп изыскателя), а затем поднялись на плато Вира, куда за ними прилетел вертолет, чтобы доставить обратно в Джонсвиль.

Потом потянулись долгие дни, заполненные обработкой записей, уточнением карт, предварительным оконтуриванием месторождений, анализом образцов – словом, лабораторной рутиной. Судя по всему, горы Судьбы были богаты самыми разными рудами, и Тераи решил направить основные усилия именно на этот сектор. Но он не забывал и о стиках с их тайной, поэтому как-то вечером отправился в гости к Макгрегору. Старик читал. Он больше не пил и перестал появляться на людях.

– А, это вы! Что ж, тогда вам и начинать… Я уже и не помню, кто кого должен был навестить: вы меня или я вас… Всего не упомнишь! Да это и не важно. Вы пришли изучать язык стиков, не так ли?

– Но как вы догадались?

– Я много чего знаю, Лапрад, но предпочел бы этого не знать… или иметь возможность забыть! Нам осталось всего четыре с половиной месяца, а язык иухи труден. Но я успею преподать вам основы, и вы сможете продолжить обучение сами, когда я… когда меня не станет. Где вы были все это последнее время?

– Ходил с Жюлем Тибо в разведку к отрогам гор Судьбы. Похоже, там есть богатые месторождения.

– Вы правы. Я и сам там бывал и заходил даже дальше, чем вы, – за первую горную цепь и даже за Барьер! До безымянного притока реки Фаво, которая южнее впадает в Сарро. Уж лучше бы я тогда переломал себе ноги!

– Почему? И почему вы не оставили в конторе записей, раз уж зашли так далеко? Ведь еще никто другой не обследовал этот район и…

– Не стоит расспрашивать меня об этом, Лапрад, – я все равно не отвечу! Перейдем лучше к языку, ради которого вы и явились. Прежде всего в нем семь времен…

Более необычных языковых уроков в жизни Тераи еще не было! Обладая определенной предрасположенностью к этому, он говорил на шести земных языках, но иухи действительно оказался весьма трудным, а Макгрегор – странным учителем. Порой он мог часами объяснять какое-нибудь сложное время, но чаще предавался воспоминаниям о своих геологических разведках на Офире II или других планетах.

У Тераи это недовольства не вызывало, – напротив, он был даже рад подобному «обучению», так как черпал из рассказов старика массу полезных сведений. Слабо разбираясь в современных теориях тектоники или оруденения, Макгрегор досконально знал все, что касалось практической геологии. Иногда он останавливался на середине фразы, какое-то время смотрел перед собой в пустоту, затем спохватывался и продолжал рассказ, никогда и ни в чем не ошибаясь. Но однажды, выйдя из транса, он выругался, а затем сказал невыразительным тоном: