Лоис Буджолд - Цветы Форкосиган-Вашнуя

Пойнтер с опаской поднял странный предмет. Это было совершенно непонятное изделие. На одной его стороне был набор каких-то кнопок — слишком узких для пальцев Пойнтера, но при нажатии они не поддавались. Его неправильная поверхность на секунду вспыхнула радужными разводами, от которых у Пойнтера заболели глаза, а потом с печальным писком предмет померк, став мертвенно-серым.

— По-моему, — тут он судорожно сглотнул и обвел взглядом Комитет граждан Милтон-стрит, которые испуганно столпились вокруг него и тихо ждали его слов, — по-моему, это чей-то еще мусор.

Они перевели взгляд на вершину холма, и в этот миг четвертый сверкающий предмет вылетел оттуда, звездой упав на выщербленный асфальт Милтон-стрит.

Кригера добил Великий голубиный скандал. Если говорить честно, это было не самое серьезное его столкновение с соседкой, миссис Арбор, которую, избегая непристойностей, он называл «та баба, которая натирает садовые дорожки». Просто оно стало последним.

Гарольд Кригер всю жизнь считал себя человеком мягким, уживчивым и нетребовательным. Его девизом всегда и во всем были слова «Живи и давай жить другим». Он скорее вырвал бы себе язык, чем стал говорить своему соседу, на какой высоте обрезать живую изгородь, каким инструментом пользоваться, как его держать или как часто производить повторные стрижки оной. И уж конечно, он не стал бы говорить, как при этом следует стоять.

К сожалению, миссис Арбор такой терпимостью не обладала. На этой ноте и началось их знакомство. Он свирепо улыбался, стискивая зубы, и с трудом справлялся с желанием закончить дело, пройдясь секатором по ее седеющим волосам, которые были уложены над хмурым лбом дисциплинированными кудряшками.

Ему нет дела до того, что она дважды в год отскребает щеткой алюминиевую обшивку дома, так что эмаль уже вот-вот сотрется. Или что ей охота ежегодно сдирать краску с рам и дверей и перекрашивать их заново, одновременно перекладывая асфальт на дорожках. Она вдова, дети у нее выросли и разлетелись, денег слишком много, а дел — слишком мало.

Самому Кригеру приходилось выбирать, на что потратить деньги: покрасить облезающую (не алюминиевую) обшивку дома или поставить детям качели. Дети теперь радостно качаются, и им ничуть не мешает редкий снегопад из хлопьев краски, если ветер дует сильный и в нужном направлении.

А вот миссис Арбор мешает. Она даже потребовала, чтобы Кригер смел оскорбительные хлопья с площадки для машины. Похоже, мелкие зеленые пятнышки глубоко оскорбили ее чувство прекрасного. Он не понимал, с чего такой шум: у нее и машины-то нет.

Но хуже всего был Кошачий инцидент. Миссис Арбор часто, раздраженно и гнусаво жаловалась на Пусю.

— От кошачьих испражнений, — фыркала она, — появляются глисты и болезни. Если вы не в состоянии следить за тем, чтобы это грязное чудовище сидело на привязи и не появлялось на моем дворе, я вызову Службу контроля за содержанием животных!

— Ну, полно вам, — ответил Кригер. — Кошек на привязи не держат. Кошачьи глисты людям не передаются, а кошачьи лепешки полезны для роз.

Однако она все-таки вызвала Службу контроля за содержанием животных. К счастью, представитель службы пришел, когда кошка была наверху: спала у Кригера на кровати и потихоньку линяла. Служащий с вежливой терпимостью выслушал лекцию миссис Арбор, которую та прочла, не открыв сетчатой двери. Последовав примеру Пуси, Кригер затаился, подглядывая в щелку занавески, которую он больше никогда не раздвигал на окнах, что смотрели в сторону дома миссис Арбор. Но, похоже, никто не мог требовать, чтобы кошек держали на привязи, потому что служащий удалился, не заходя к Кригеру. Кригер, который как раз решил не открывать двери, притворившись, будто его нет дома, испытал немалое облегчение.

Почему-то кошачий лоток менять приходилось ему, зато он почти всегда ухитрялся переспорить жену в вопросе, чья очередь мыть окна. Однако он решительно отверг высказанное по телефону требование миссис Арбор явиться к ней в сад и убрать кошачье дерьмо.

— Пуся — не единственная чертова кошка на чертовой улице, — вполне логично заявил он.

Ее ответ был ледяным. Его — непечатным. Она повесила трубку, и он стал надеяться, что на этом шум из-за кошачьего дерьма закончится.

На следующий же день он сидел, созерцая лужайку перед домом, и прикидывал, то ли расстаться с деньгами и починить газонокосилку (деньги придется изъять из суммы, отложенной на воскресную рыбалку), то ли взять сенокосилку напрокат. И тут из-за его дома вышла миссис Арбор. Она тщательно следила за тем, чтобы не ступить на его загаженный участок, а Пусю держала за шкирку на вытянутой руке, словно одежду зачумленного.

— Я ее видела! — завопила она.

Дальнейшие слова потонули в оглушительном реве и визге. Муниципальные рабочие обрезали деревья на их стороне улицы, пропуская ветки через измельчитель древесных отходов. Он шумел, как сотня троллей с несварением желудка, отчего Кригеру обычно становилось тошно. Но сегодня он только улыбнулся, приложил руку к уху и покачал головой. Миссис Арбор продолжала высказывать свои претензии. Измельчитель выключился.

— …грязь, — говорила она. — На сей раз вы этого отрицать не сможете: я ее поймала. Мерзкая вонючая тварь!

— Я бы на вашем месте не стал брать ее в руки, — сказал Кригер. — Она еще и блохастая.

Раздувая ноздри, миссис Арбор возмущенно втянула в себя воздух. Снова взревел измельчитель. Ее слова унесло потоком шума.

Внезапно миссис Арбор выбежала на тротуар и бросила вырывающуюся кошку через плечо рабочего прямо в пасть измельчителя. Если Пуся и закричала, ее крик потонул в вое механизма.

— О Боже! — воскликнул рабочий. — Выключай, Билл!

— Чего? — завопил Билл в ответ.

Кригер стоял, разинув рот. Он был настолько ошарашен, что даже протестовать не мог. Да и поздно было. Миссис Арбор взглянула на него со злобным торжеством и шмыгнула к себе в дом, хлопнув дверью. Во внезапно наступившей тишине он даже услышал, как щелкнули две задвижки на ее двери.

Когда дети вернулись из школы, он сказал им только:

— Сегодня Пуся погибла на улице.

Лично он особо по кошке не скучал: Пуся страдала хроническим насморком и регулярно будила его в четыре утра, вычихивая в левое ухо кошачьи сопли. Так что он не написал хлоркой на лужайке перед соседским домом «психованная сучка», хотя и был близок к тому.

Когда Кригер чувствовал прилив христианской терпимости, он был готов понять ее точку зрения в истории с кошкой. Владельцем кошки был он, так что, наверное, его можно было считать ответственным за продукты ее жизнедеятельности. Но голуби… Голуби принадлежали Богу. Или городу. Или нейтральному воздушному пространству. Но в любом случае никоим образом не ему. Они кружили и парили высоко в небе — и гнездились на карнизах его дома. Конечно, не на карнизах миссис Арбор: на своих карнизах она установила сетки. Кригера не раздражало их тихое воркование, доносившееся теплыми летними вечерами сквозь окна верхнего этажа. Они вели свою голубиную жизнь, и Кригер готов был поделиться с ними пространством, тем более что сам он на карнизах никогда не сидел. Но, понятное дело, где есть жизнь, там есть и дерьмо.