Лоис Буджолд - Цветы Форкосиган-Вашнуя

И действительно, вид у нее был странный — почти прозрачный. Не только платье в цветочек, но даже ее ноги были словно подсвечены сквозь плотную ткань противоварикозных чулок. Ее взгляд упал на Кригера.

— Вы! — с отвращением воскликнула она. — Вы! Что вы здесь делаете? Что вы сделали с моими вещами?

Она, словно отражение в стекле, заковыляла в дом, даже не взглянув на замок, который выбитым зубом болтался на двери после взлома Кригера.

— Мои вещи! — Вопль эхом разносился в доме, долетая то с первого этажа, то со второго, то из подвала. — Мои вещи! Мои вещи!

Миссис Арбор вышла из боковой двери. Кригер улыбнулся ей, ее прозрачности. Обшивка дома прочертила на ней горизонтальные полоски, и миссис Арбор стала похожа на портрет, нарисованный на линованной бумаге.

Ее последний вопль растаял вместе с ее телом:

— Мои вещи…

А потом на покрытом грязными следами асфальте осталось только небольшое жирное пятно.

Кригер закончил подсчет:

— Двести девяносто девять и девяносто пять, триста ровно. И еще пять центов лишних. — Он потряс жестянку с тремя сотнями долларов в купюрах и мелочи, извлек самую грязную монетку в пять центов и положил ее в центр жирного пятна. — Вот ваша сдача, миссис Арбор.

Кригер поднялся на ноги, ощущая, как отчаянно протестуют все мышцы. Перед ним на дорожку вдруг плюхнулось пятно птичьего помета. Созрела шелковица.

Он снова встряхнул жестянку, подняв голову к кружившим над ним птицам.

— Теперь у меня хватит денег, чтобы вас прикончить, слышите? — крикнул он в небо. — Один звонок птичьим эсэсовцам — и вы в крематории!

Кригер посмотрел на заполненные птицами карнизы. К нему слетело нежное воркование, похожее на благословение.

— Нет, клянусь Богом! — радостно закричал он голубям. — Живите, засранцы паскудные! А я куплю ящик пива и поеду на рыбалку!

Оладьи склеивались в центре сковородки, словно спаривающиеся амебы. Мэри-Элис решила, что перелила в тесто молока. Надо было точно отмерить порцию. Она нерешительно ткнула в место слияния лопаточкой, пытаясь отогнать оладьи к первоначально предназначенным местам. Когда Мэри-Элис попыталась положить инструмент на место, лопаточка, треснувшая по всей длине из-за усталости металла, зацепила щербатым краем порцию недопекшейся жижи и стащила ее со сковородки. Тесто плюхнулось на горелку и задымилось. Она поспешно пришлепнула его посудным полотенцем, которое обуглилось и заискрило.

В соседней комнате взревел телевизор, включенный на тройную громкость.

— Сделайте тише! — завопила Мэри-Элис.

«Кадетки в космосе» — это противно на любом уровне слышимости, но вот так… Она взглянула на электронные часы, где красным горели цифры «3.16» утра. За окном ярко светило солнце — значит, дети снова баловались с кнопкой установки времени. Впрочем, если идут «Кадетки в космосе», то сейчас — девять тридцать утра, суббота. Мэри-Элис с горечью подумала, что измеряет жизнь не кофейными ложечками, а телепрограммами. Она бросилась в гостиную, зажав уши руками.

— Тише! — снова завопила она и сама нажала на кнопку. — Если вы еще раз позволите младшему брату сбить настройку, я вообще отключу телевизор!

Самая Страшная Угроза…

— Ну, мам!

— Вы здесь, а я — нет. Вам велено за ним присматривать.

— Я его не видела.

— Как ты могла его не видеть — чтобы крутануть ручку, ему нужно было стоять прямо перед тобой!

Младший братик с наслаждением залялякал и появился из-за угла, волоча кошку за заднюю лапу.

— Отпусти кошку, Брайан…

Джейни обиженно ссутулилась, придвигаясь поближе к электронному поставщику дозированных наслаждений. Ее глаза жадно расширились при виде Пляжной Барби с Плавательным Бассейном: набор из нефтепластмасс себестоимостью в пятнадцать центов, раздутый до недельных расходов на еду.

— Мам, я хочу такую на Рождество…

— Господи, ведь сейчас только август! — огрызнулась Мэри-Элис, отступая на кухню.

Оладьи на сковороде обуглились, вторая кошка сидела на кухонном столе и лакала из миски тесто.

— А-а! — сдавленно вскрикнула Мэри-Элис.

Она схватила кошку за шкирку и швырнула в гостиную, надеясь, что малыш заловит и ее. Уставившись в миску, она попыталась определить, сколько теста съела кошка и откуда она его лакала. Тесто — не маргарин, на котором шершавый язычок оставляет характерные неровные бороздки, показывающие, с какой стороны его следует обрезать. Она отнесла миску к раковине и символически сняла с поверхности пару ложек, сбросив тесто в мойку белой кляксой. Ну, оно же все равно должно пропечься…

В кухню заявился старший сын, генерал Тедди Хан Соло Мур младший, семи лет. По-видимому, направляется на битву и собирает войска.

— Мам, ты не видела Люка Скайуокера?

— По-моему, он у твоего младшего брата. И, наверное, этот идиотик уже откусил ему голову.

— Это какие оладьи?

— Банановые.

— Не люблю бананы.

— Значит, оставишь кусочки бананов. Брысь! Ты, тварь неблагодарная, — зарычала она. — Я вас позову, когда завтрак будет голов.

Ее муж попытался прошмыгнуть к задней двери.

— Ты куда собрался? Завтрак почти готов.

— Мне только кофе. С сегодняшнего дня я снова сажусь на диету.

— Я приготовила пять порций.

— А я тут при чем?

— Мог бы предупредить.

— А ты меня не спросила. И вообще, я иду с Гарольдом Кригером к Лоусону смотреть центральные газеты. Помогу ему искать объявления о приеме на работу.

«Опять идешь в павильон видеоигр, — с глухим возмущением подумала она. — Просадишь пять долларов на «Пэкмена» со своим дружком, Безработным Гарольдом. А я на прошлой неделе не купила шапочку для душа — а ведь старая порвалась уже почти четыре месяца назад! — потому что два доллара шестьдесят девять центов это слишком дорого, а я все-таки могу завязывать волосы тем старым шарфом, который еще не до конца рассыпался»…

— Ладно, дети, садитесь есть.

— Мам, можно я поем в гостиной?

— Я не люблю бананы!

— Ля-ля-ля!

— Мур-мур-р-р…

Она пронеслась по гостиной, собирая стадо и работая руками, как пастух — кнутом. Не давай этим собакам стоять, парень… Джейни отказалась от уже налитого апельсинового сока и потребовала холодной воды с двумя кубиками льда. Генерал Соло с демонстративной брезгливостью вытаскивал кусочки банана. Ля-ля с пронзительным криком «Брысь! Брысь!» бросил всю свою порцию кошкам, которые кружили под его высоким стульчиком, словно акулы. Мэри-Элис не могла сказать, адресовались ли его крики завтраку или объектам бомбометания.

Мэри-Элис мрачно съела две взрослые порции, думая о голодающих детях Эфиопии и жалея о том, что не существует способа телепортировать им все остатки от трапез. Ненадолго воцарилась тишина, и она сделала первый за утро глоток кофе. Кофе был налит уже довольно давно и успел остыть. В тишине из гостиной донесся ритмичный хлюпающий звук, мощный, низкий и долгий: одну из кошек рвало. Разумеется, на ковер. На линолеум они никогда не блюют.