Джек Уильямсон - Рождение новой республики

Мы ожидали его под пологом небольшой белой палатки, защищающей нас от невыносимого жара солнца. Через несколько минут Уоррингтон вернулся, с усталым лицом скрытым козырьком белого тропического шлема. Он не торопился приветствовать нас или расспрашивать о результатах нашей экспедиции. Слушая сообщение Гарднера относительно секрета атомного процесса с золотом, он часто отвлекался, чтобы отдать приказы спешащим помощникам. Очевидно, что-то происходило…

Вскоре мы оставили палатку. Я видел, что изнуренные и больные солдаты выбираются из-под импровизированных тентов, где они искали спасение от лучей жестокого солнца. Они ели свой скудный завтрак.

С большим удивлением я наблюдал, что лагерь сворачивается, что усталая и измученная армия готовится к марш-броску. При этом работа саперов строительство укрепления продолжались. Скоро вся армия, за исключением саперов, работающих над холмом, вышла за стену кратера с дальней стороны, свободной от врага. Я не мог понять этого маневра — он был похож на безумное и поспешное бегство, в конце которого их ждал разгром и гибель.

Солдаты едва могли идти. Половина из них намотали белые тряпки вокруг голов вместо тропических шлемов, которые были необходимы, чтобы защитить их от палящих, раскаленных лучей солнца. Мундиры солдат были измяты и изорваны. От болезни и голода наши воины едва стояли на ногах. Как замечательна была их храбрость и преданность командующему, который вел их при таких условиях!

Вперед и вперед, мы шли вокруг стены кратера. В последнем броске мы покрыли тридцать миль прошли полпути вокруг под защитой стены. Мы остановились для краткого привала; спотыкающиеся солдаты бросились в тень, предлагаемую валунами и зарослями плотного тернистого кустарника, чтобы съесть последние запасы пищи.

Приблизительно через час отдыха мы двинулись дальше. Наконец я понял. Шли последние дни декабря; без сомнения, негритянская солдатня Гумбольдта, уверенная относительно легкой победы над оборванными войсками Уоррингтона, предавалась рождественским возлияниям. Уоррингтон решил ударить им в спину!

И он действительно сделал это. Его маневр был столь же прост, как и смел. Несомненно, земной командующий охранял свой другой фланг; но он явно не ожидал, что изнуренные войной войска Луны обойдут кратер и ударят сзади.

Наши отчаянные, полуголодные войска, измученные шестидесятимильным маршем вокруг кратера, застали землян врасплох. Не было никакого предупреждения о нашем нападении. Немногие часовые в тылу дремали в тени. Жара и виски сделали свое дело. Наши воины шли вперед узкими, рваными шеренгами, но они были неистовы, отчаянны, полны решимости и знали, что их единственный шанс на жизнь зависел от победы. Гумбольдт и его офицеры попытались пробудить негров и сплотить их, но ничего из этого не вышло. Но они были не в состоянии противостоять порыву нашего броска. Их ряды были сметены, и африканцы бежали с криками, переполненные сверхъестественным страхом. Лунные пустыни и «лунные телята», жар лунного дня и нападение лунных людей — это оказалось для них слишком. Луна сломила их дух.

Гумбольдт и его офицеры бежали. Они возвратились в Новый Бостон с больше чем пятью тысячами солдат, но эти пять тысяч были оборванцами, растерявшими оружие и волю в пустынях Луны.

Результаты победы оказались много лучше ожидаемых.

Уоррингтон захватил двадцать тысяч пленных. Он захватил огромное количество припасов, оружия, оборудования всех видов, включая триста полевых дезинтеграторных орудий и двадцать семь тысяч ручных дезинтеграторов.

Когда наши войска вновь остановились на привал, они были сытыми и в новых мундирах, а от солнца их защищали трофейные палатки. К закату, несколько дней трудного похода возвратили нас в Теофил, со всеми трофеями и пленниками, число которых превзошло численностью наши войска два к одному.

Я вновь встретился с отцом и матерью. Был праздничный день, когда я пришел домой. Мы устроили великолепный рождественский обед в честь встречи, а потом долго болтали в небольшой гостиной. Я рассказал о своей поездке на Землю, о Лероде, о том, как в решающий момент слушал запись ее голоса. Мои родители были должным образом рады — хотя я полагаю, что мать немного позже поплакала.

Победа в кратере Смита подняла новую волну храбрости на Луне. В каждом городе и каждом поселке мужчины записывались добровольцами. Деньги, пища и новобранцы вновь потекли в лагерь Уоррингтона, в то время как Собрание Директоров возвратило свое положение органа реальной власти. В энтузиазме даже люди Нового Бостона поднялись против солдат Гумбольдта и выгнали захватчиков из города. Хотя флот оставался во владении землян, точно так же, как космодромом и здания на нем.

Я сразу занял свое старое положение как инженер-атташе Уоррингтона. Спустя приблизительно два дня после захода солнца он оторвал меня от работы — я проектировал посадочные колыбели и оборудование, которое будет необходимо при создании флота.

— Джон, — сказал он, — я хочу, чтобы вы подготовились уезжать со мной через двенадцать часов. Мы выходим из города. Дженкинс перевезет нас на его «лунных телятах». Поедем в космических скафандрах.

— Очень хорошо, сэр. И куда? — Я резко остановился, смущенный, понимая, что я не имел никакого права задавать этот вопрос.

Он улыбнулся, хлопнув меня по плечу:

— Ничего, Джон. Это будет секретная конференция. Встреча представителей от всех частей Луны.

Отец и мать были все еще в Теофиле. Они находились там, начиная с инцидента, который повлек за собой войну. Месторождение Огненного Пика оставили на попечение Валенсии и ее молодого мужа, Тома Даулинга. Месторождение было столь изолировано, что было трудно транспортировать продукцию до Теофила. Начиная с конца периода торговли с Землей, единственный спрос на металлы исходил от стремительно растущей промышленности Луны. И отец был видным деятелем Собрания Директоров; он не пожелал бы покинуть центр деятельности, даже если бы месторождение активно работало…

После встречи с Уоррингтоном я пошел домой и обнаружил, что отец также готовился посетить тайное совещание. Он удалился рано, чтобы отдохнуть перед долгой поездкой. Но мать и я в тот вечер просидели допоздна в маленькой, но роскошной гостиной их квартиры в большом южном крыле, под настилом крыши города. Она попросила, чтобы я поставил запись голоса Лероды. Мои глаза наполнились слезами, пока я слушал звонкий серебряный голос девушки, которая была теперь отдалена от меня на расстояние четверти миллиона миль. Мать улыбнулась загадочно.

— У нее прекрасный голос — сказала она.