Джек Уильямсон - Рождение новой республики

Пролетая над родником и пиками за ним, мы нс обнаружили никакого кратера, заполненного светящимся газом, а лишь еще одно поселение с домами из камня и кирпича-сырца, возникшее здесь лет триста назад. Там не было ни металлических птиц, ни живых кристаллов, ни атомных кораблей. Зато мы услышали рассказы о троих незнакомцах-гринго, побывавших здесь до нас.

Один из них был хромым, бородатым, задавал сумасшедшие вопросы и проклинал тех, кто не мог ответить на них так, как ему бы хотелось — а чего ему хотелось, так никто и не понял. Другой, аккуратный европеец, ходил по поселку со счетчиком Гейгера и смотрел на всех сквозь монокль, похожий на дурной глаз. Третий три лета подряд появлялся с севера и ездил на старом военном грузовике, перевозя закрытые брезентом ящики. На этом след Келвина в Мексике оборвался.

Встретили мы там и других таинственных незнакомцев. Некоторые последовали за нами обратно в Тибурн и оказались федеральными агентами. Они допросили всех нас, обыскали квартиру Келвина, скопировали его документы и увезли его трансмутированное тело для исследования в Комиссию по атомной энергии. Когда тело наконец вернули в Тибурн, сопровождавшие его лица были на редкость неразговорчивы даже для федералов. Но, насколько нам известно, ни в одном официальном документе Металлический Человек не упоминается, а слухи, доходящие до нас, крайне противоречивы.

Мне известна далеко не вся истина — возможно, другие люди знают больше. Есть Капитан Гандер, чье настоящее имя, несомненно, звучит иначе и который, по всей вероятности, и присвоил конец манускрипта Келвина. Есть второй гринго — шведский банкир, который обычно сиживал в кантине, читая французский перевод «Машины времени» Уэллса и никогда ни с кем не разговаривал. Есть Комиссия по атомной энергии, специалисты которой, несомненно, узнали больше, чем рассказали, потому что не рассказали они ничего. А вся истина целиком известна лишь самому Келвину, который тоже, возможно, лгал в своих записках, скрывая то, что он открыл на самом деле — но Келвин уже никогда никому ничего не скажет.

Но я почему-то верю, что история Келвина правдива. Много бессонных ночей я провел, размышляя обо всем этом, пока однажды мне не приснился потрясающе живой сон о том, как чужие посещают Землю — возможно, для того, чтобы заправить топливом свой атомный корабль, который стоял скрытым во времени и в пространстве, пока они собирали и консервировали образцы птиц, птерозавров и людей.

Как бы то ни было, металлическое тело Келвина, стоящее теперь обнаженным, исцарапанным и покрытым пылью в своем мрачном углу, является достаточным доказательством того, что он все же открыл больше того, на что надеялся. Его губы застыли в зеленой иронической усмешке, при виде которой я всегда вспоминаю, что Комитет по гражданской обороне спроектировал подвал музея, где он стоит, как убежище от радиоактивного заражения.

ГОВОРЯТ, ЧТО ДУРАК и гений — две стороны одной медали. Если так, то разница между дураком и гением может быть обозначена одним словом — успех. А Гедеона Клю успех обошел стороной. Но мы терпимо относились к старику: почти все его жалели, а некоторые по-настоящему любили. Аккуратный, подтянутый, седоволосый, с идеально прямой для своего возраста осанкой, со щеками, похожими на чуть сморщенные красные яблоки и ясными, спокойными голубыми глазами. Когда он молчал, все было хорошо, но стоило ему раскрыть рот, и становилось понятно, почему он так и прожил всю жизнь на этой станции, не добившись больше ничего. Шепелявость бывает разная — иная нисколько не мешает человеку жить — но Гедеона Клю она делала смешным. Когда он старался в чем-либо убедить собеседника, то пришепетывание увеличивалось пропорционально ораторскому вдохновению, и, какие бы грандиозные мысли ни роились в его голове, он никогда не мог выразить их так, чтобы у слушателей не возникло желания расхохотаться.

…Нас было четырнадцать человек на Станции Мертвой Звезды в Проходе Ориона, где мы ждали прибытия космического лайнера «Беллатрикс». Тринадцать мужчин и девочка. Двенадцать мужчин представляли собой команду станции. Тринадцатым был Гедеон Клю.

Он давно уже не имел официального права находиться на станции. Но снисходительный старый капитан Мэннерс закрывал глаза на его присутствие здесь, да и остальные симпатизировали старику и помалкивали, а начальство, по-видимому, забыло о его существовании. Он прибыл на станцию еще до того, как большинство из нас родилось — пятьдесят лет, так говорил он. Пятьдесят лет он был заперт в этом маленьком металлическом мирке и давно потерял свое место в большом мире, где ему некуда было деться. Услать его со станции было бы жестоко.

Сорок лет он отвечал за генераторы — пока, десять лет назад, Служба автоматически не отправила его в отставку, прислав другого человека. Но мы позволили ему остаться, отчасти из жалости, отчасти снисходя к его Великой Идее, которая — если бы ее увенчал успех — сделала его знаменитым. Мы даже выворачивали свои карманы, скидываясь на его квартальное жалованье, чтобы обеспечить финансовую поддержку экспериментам, которые были делом его жизни. И он оставался на станции, благо Служба тоже о нем забыла.

…А девочку звали Тони Андрос.

Хрупкий маленький эльф восьми лет от роду, она, строго говоря, не была красивым ребенком. То есть, она не была девочкой с рождественской картинки — ее рот был слишком широким, а нос слишком нахально задран вверх, но темные глаза, большие и задумчиво-серьезные, были очень красивы. Впрочем, для нас она была самой прекрасной девочкой во Вселенной — мы были так далеко от дома, от семьи, от всего того, что называется жизнью и не могли относиться к ней критически.

История Тони Андрос представляла собой одно из тех космических приключений, который так романтично выглядят на телеэкране, но вовсе не являются таковыми для действующих лиц. Нам была известна лишь последняя серия этой истории. Несколько месяцев назад мы обнаружили плавающий в космосе разбитый фрайтер. Корабль, судя по его виду, попал в метеоритный поток, корродированный корпус был мгновенно изрешечен и все на борту, кроме Тони, погибли. Девочку мы обнаружили между задраенными люками главного воздушного шлюза, где хватило места только для нее и кислородного баллона — должно быть, кто-то инстинктивно засунул ее туда в момент катастрофы, ибо человек, отдающий себе отчет в своих действиях, никогда бы так не поступил. То, что мы обнаружили фрайтер, не было ничем иным, как чудом.