Джек Уильямсон - Рождение новой республики

Гедеон Клю принялся за работу. Сначала он вынул длинную вакуумную трубку и сломал место запайки. Когда холодный воздух помещения заполнил внутренность трубки, он отвинтил основание, чтобы оценить повреждения, полученные, когда трубка перегорела. Тонкие проволочки вторичного электрода расплавились, оставив серебряные капли на катодной решетке. Он поворачивал крохотные детали чуть дрожащими старыми руками, пытаясь определить причины поломки, так спокойно и терпеливо, как будто времени впереди было сколько угодно.

Даже стоя без движения, Клю задыхался. В голове пульсировала кровь. Невероятный холод космоса все теснее сжимал объятия: воздух резал легкие, стены каюта покрывал иней. Он инстинктивно стянул воротник тонкой куртки вокруг шеи, как будто бы этим можно было согреться. Одинокий старый человек — он один противостоял обжигающему холоду, вакууму космоса и неумолимой гравитации Мертвой Звезды. Но у него не было времени думать об этом.

Наконец он заметил повреждение. Проволочку надо было удлинить, решетку двинуть немного назад и чуть повернуть — совсем несложная переделка. Он нашел катушку тонкой проволоки и микроинструменты и начал работу. Починить трубку совсем нетрудно, куда сложнее откачать из нее воздух. С воздухом внутри она бесполезна, а у него не было насоса, и, даже если бы он был, не было времени им воспользоваться.

Поставив новые детали, он привинтил основание и приступил к откачке. Он знал еще один способ, для него нс требовалось насоса и не надо было много времени, но на работающей станции этот способ имел чисто теоретический смысл. Однако теперь он вполне годился. Негнущимися, одеревеневшими руками он быстро вставил в отверстие основания отрезок тонкой металлической трубки. Затем нашел свою дрель, вставил самое длинное и прочное сверло и нацелился на стену каюты. Это была внешняя стена ракеты, сделанная из бериллиевой стали. За четырьмя дюймами прочнейшего материала был вакуум, в котором он нуждался, много вакуума, в бессчетное количество раз больше, чем ему нужно.

Качаясь от головокружения, он включил дрель и навалился на рукоятку. Голова раскалывалась, в ушах стоял звон, из носа капала кровь, застывая красными льдинками на полу. Дрель тряслась и вибрировала, но медленно входила в прочный металл. Мотор приятно грел окоченевшие пальцы, и он старался плотнее охватить инструмент руками.

Наконец сверло прошло сквозь обшивку. Гедеон Клю вытащил его и услышал уже знакомый свист — воздух каюты выходил наружу, в космос. Он вставил в отверстие конец металлической трубки, грубо его заделал. Теперь Великий Вакуум космоса вытянет воздух из его восстановленной трубки. Он включил приборы, настроил установку и направился в генераторное отделение.

Шум в коридорах прекратился — аварийные баллоны опустели. Давление в корабле теперь быстро падало. Старое сердце Гедеона билось так, что пришлось прижать его рукой — это немножко помогло. Он задыхался, тонкий холодный воздух словно выкачивали из легких. В голове стоял уже не шум, а рев, в ушах тяжело стучало сердце. Кровь все еще сочилась из носа, холодная и липкая, она замерзала на лице.

Он шел дальше. Все тело одеревенело, каждое движение нужно было с боем вырывать у свинцовой усталости, и любое усилие сжигало жизненно важный кислород, усиливало нагрузку на сердце и легкие. Но он должен дойти — надо еще включить генераторы.

Теперь он полз по коридору на четвереньках. Он перестал чувствовать онемевшие руки, не было никакого ощущения, когда они стучали по металлическому полу. Затем он перестал видеть. Его окружала тьма, освещаемая только вспышками алого цвета. Голова кружилась, а ему казалось, что это корабль качается и поворачивается под ним. Каждая клетка отяжелевшего, измученного тела взывала: «Стоп! Остановись! Отдохни! Забудь!» Но личико Тони возникло перед его внутренним взором, и он снова, как слепой автомат, пополз вперед.

Наконец он добрался до генераторного отсека, с невероятным усилием поднялся, встал перед панелью управления. Он оперся о нее, задыхаясь и дрожа, и напряг каждый атом своей воли, чтобы видеть. И тьма на мгновение прояснилась, шум в голове утих. Он смотрел на показания приборов, негнущимися руками делал нужные переключения. Он действовал не думая, все процессы за сорок лет были отработаны до автоматизма. Только бы продержаться, чтобы закончить дело!

Он схватился за главный рычаг омертвевшими, бесчувственными пальцами и, падая, повернул его. Больше Гедеон Клю уже не встал. Он лежал на полу, задыхаясь, кровь потоком текла из носа и ушей — но все же он услышал тихий гул генераторов и резкий, растущий по тону вой трансформаторов…

Когда Хьюм сообщил, что Гедеон Клю вернулся на станцию, все замолчали. Мы вспоминали его веселое краснощекое лицо с круглыми голубыми глазами, его веру, его оптимизм. И всем нам было жаль, что мы никогда уже не услышим его шепелявую речь. Но мы и сами были не в лучшем положении.

— В конце концов, это довольно величественный способ погибнуть, — заметил Вэнс Хьюму. Но голос у него дрожал.

Они вернулись на мостик и стояли, глядя через иллюминаторы на сияющее чудо туманности, на Мертвую Звезду — захваченный в ее огненные щупальца, растущий в размерах черный с красными пятнами диск.

Изношенный, в пятнах коррозии корпус станции плыл рядом, на другом конце троса, темным эллипсоидом выделяясь на фоне пламенеющих зеленоватых воронок туманности. Хьюм смотрел на него.

— Возможно, и так, — медленно проговорил он, возвращаясь к давно начатому разговору. Но старый Клю… он ушел не поэтому. Он вернулся поработать со своей машиной… Он верил в нее до самого конца…

Вэнс не ответил, и они снова стали смотреть на сверхъестественное великолепие, разворачивающееся перед ними. Великая Туманность — сердитые, вихрящиеся массы бело-зеленого огня, белые полосы и покрывала, зеленоватые, слепящие, кучковатые уплотнения. Космические облака пламени, охватывающие мрачное, безжизненное солнце. И Мертвая Звезда — зловещий черный диск на фоне этого торжествующего великолепия. Ее пылающие малиновые пятна — моря расплавленной лавы, достаточно большие, чтобы поглотить планету — смотрели на нас, словно красные глаза исполинского паука.

Вэнс глухо, нервно рассмеялся:

— Когда?

Хьюм повернулся, нашел на столе с картами астросекстант, поднес его к глазам, определил видимый диаметр Мертвой Звезды и достал карманный микрокалькулятор.

— Через пять часов…

Вэнс ничего не ответил. Они снова стали смотреть на грозную, усеянную красными пятнами, черноту диска Звезды. Через несколько минут Хьюм облизнул губы и добавил:

— Ускорение растет, разумеется, по мере того, как мы падаем все ближе к Звезде. У самой поверхности сила, действующая на нас, будет больше тонны на каждый фунт нашего тела. Мы, впрочем, этого не почувствуем, так как находимся в свободном падении. И мы движемся не прямо в центр диска. По инерции корабль частично обойдет вокруг Звезды и ударит на противоположной стороне…