Мюррей Лейнстер - Безумная планета

К счастью, ребенок не умер. Он ужасно страдал и чувствовал слабость еще много дней, но утром его уже можно было нести на руках.

Когда небо начало темнеть, племя принялось искать укрытие на ночь. Они наткнулись на похожую на полку скалу футов двадцати-тридцати высотой, наклоненную в ту сторону, куда направлялись путешественники. Барл уже знал, что в таких местах могут встретиться опасные норы. Ему попадались подобные за время похода. Однако под этой скалой не гнездились ни пчелы, ни осы. Парень тщательно осмотрел все вокруг, чтобы убедиться в этом.

Когда подошли остальные, он уже успокоился. Приказав соплеменникам ждать, он первым вошел под скалу.

Там действительно обнаружились неглубокие норы, но оттуда никто не появлялся. Их вырыли несколько месяцев назад горные пчелы, но затем покинули их или просто погибли. Барл осмотрел их, принюхиваясь перед каждой норой — везде было пусто.

Норы могли послужить хорошим убежищем на ночь. Барл позвал остальных, и все залезли в трехфутовые туннели.

Барл разместился у выхода одного из них, чтобы заранее заметить признаки возможной опасности. Ночь еще не наступила. Джон и Дор, проголодавшись, ушли поискать еду поблизости от скалы.

Барл ждал их возвращения и беспокоился о судьбе отравившегося ребенка. Даже осев, красная пыль сохраняла свои ядовитые свойства. Единственным безопасным временем оставалась ночь, когда мелкий, но непрестанный дож-дик вымачивает все вокруг. Парень подумал, что лучше бы идти по ночам, когда красная пыль намокает и не может взлететь в воздух. Но тут же отверг эту мысль. Совершать поход по ночам невозможно по множеству других причин.

Нахмурившись, он праздно ткнул копьем в рассыпанную у входа в пещеры массу крошечных бумажек, слепленных в форме шестиугольных чашечек— остатки пчелиных гнезд. И тут же среди них возникло движение. Пятьдесят, шестьдесят, сотня очень маленьких существ, около половины дюйма в длину, поспешили снова попрятаться среди этих чашек величиной с наперсток. Однако передвигались они с потрясающей неуклюжестью и огромными усилиями, извиваясь зеленовато-черными телами.

Барл еще никогда не видел, чтобы живые существа двигались так медленно и неэффективно. Он оттолкнул в сторону одно из них острием копья и рассмотрел с безопасного расстояния.

Затем поднял на копье и поднес поближе к глазам. Существо принялось бешено извиваться. Потом соскользнуло, шлепнулось на мягкий мех плаща Барла и тут же исчезло в нем. Барлу пришлось несколько минут перебирать мех плаща, пока он не нашел странную тварь, затаившуюся в самой глубине.

Это были личинки жуков, хитиновые шкурки которых валялись на глинистом откосе у скалы.

Мелкие твари дожидались, пока утром откроются входы в туннели пчел. Они вели азартную игру с судьбой. Личинки ждали возможности улучить момент и прицепиться к пчелиным лапам, а затем заползти вверх, в их мех, и закрепиться там. Игра состояла в том, что если это происходило уже после того, как пчелиные личинки окуклятся, то паразиты умирали от голода.

Но если кто-то из них находил живых пчелиных личинок, то потомство хозяина было обречено. Таким образом, личинки жука регулировали численность горных пчел. Пчела рыла новый туннель, заполняла его медом для питания молодняка и откладывала в этот туннель одно яйцо, чтобы в конечном итоге из него выросла новая горная пчела. Но в момент кладки яйца от пчелы отделялась личинка-паразит. Она оставалась в запечатанной камере и вела счастливую жизнь, питаясь до отвала. А в результате из туннеля горной пчелы выползала уже не молодая пчела, а новорожденный жук.

Барл без труда выцарапал из меха и выбросил маленького паразита, но при этом обнаружил, что в мехе плаща спрятались несколько новых. Он выщипал и их, но тут же наползли другие.

Дикари весьма терпимо относились к паразитам, которых не могли увидеть. Но они не желали становиться хозяевами существ достаточно крупного размера. Барл отреагировал на нашествие личинок так же яростно, как реагировал на пиявку, впившуюся ему в ногу. Он сдернул с себя плащ и стал бешено колотить по нему копьем.

Когда плащ очистился, парень продолжал испытывать чувство сродни оскорблению. Разумеется, неосознанно. Барл слишком сильно боялся огромных насекомых, чтобы ненавидеть их. Но когда он подвергся нашествию каких-то козявок, парень испытал совершенно иррациональное чувство ненависти. Впервые за многие годы — даже столетия — человек на забытой планете почувствовал себя оскорбленным. Его достоинство было ущемлено. И Барл пришел в ярость.

Пока он бушевал, поблизости раздался торжествующий крик. Это Джон и Дор возвращались в укрытие, нагруженные съедобными грибами. Они тоже начали восхождение к естественному достоинству мужчин. До сих пор страх мешал им ликующе кричать, когда они отыскивали еду. До сих пор Барл оставался единственным человеком, смевшим кричать. Теперь таких стало еще двое.

Это тоже привело Барла в ярость. Тщеславие всегда приводит к ревности, а ревность — к безумной, безрассудной храбрости. Барл заскрипел зубами и тут же решил сделать что-нибудь столь великолепное, столь огромное, настолько захватывающее дух, чтобы это больше никто не сумел бы повторить. Планы его были туманны и, отчасти, оказались результатом возни с личинками жука. Барл размышлял об этом в сгущавшемся сумраке, пытаясь придумать, какой бы яркий подвиг совершить, чтобы отправиться немедленно, даже на ночь глядя.

И придумал.

СУМЕРКИ НЕУКЛОННО СГУЩАЛИСЬ. Красные облака наверху делались все темней. Везде углублялись черные тени. С одной стороны обзор загораживала скала, но Барл всматривался в противоположном направлении. Поднимающийся туман постепенно закрывал горизонт. Тут и там гудели, направляясь домой, пчелы. Иногда пролетала стройная, изящная оса с невидимыми из-за быстрых взмахов крыльями.

Вдалеке несколько дневных бабочек задержались, продолжая кормиться, у них еще было на чем пировать. Ночные же бабочки еще не проснулись. Облака все мрачнели. Туман окружил и, казалось, постепенно заглатывал мир, на который взирал Барл.

Барл смотрел вперед, закипая от ярости, и раздумывал о новом триумфе, что должен затмить все победы его соплеменников. Ночь нависла над миром, и там, где прикасались ее мягкие пальцы, исчезали последние краски дня. Как вдруг, прямо из темнеющей полоски на западе, пролетела на восток императорская бабочка с огромными, похожими на паруса, желтыми крыльями, казавшимися черными на фоне заката. Барл глядел, как она проплыла по небу и опустилась за массой поганок, росших так плотно, что они казались пригорком, а не растениями.