Анастасия Вихарева - Семиречинская академия: наследство бабки Авдотьи

Настораживал лишь один факт их биографии. Оказывается, они вполне могли закусить энергетикой, высасывая ее непонятно как. Просто смотрели и пили – и человек свечкой истаивал, погружаясь в сонное состояние, а еще могли передавать ее друг другу, как бутерброды, подзаряжая друг друга на ходу. К вечеру Макс, Кирилл и Маша валились от усталости – хотя никуда не торопились, шли берегом реки, надеясь встретить человеческое жилище и собирая по дороге съестные припасы, но цель была поставлена, и она подгоняла вперед – а этим зелененьким хоть бы что. Весело щебечут, как птички.

– Похоже, в бессознательность погружают, – Кирилл подозрительно кивнул в сторону гуманоидов, которые готовились к празднованию дня рождения Макса так же увлеченно, как делали все остальное. – Чистой воды телепатия. Похоже, они просто нас считывают. Быстро они тут освоились.

– Все может быть, как-то же понимают нас, – он с подозрением покосился на зелененького, прочитав имя, вышитое Машкой на комбинезоне.

Распознавать их по лицам Кирилл с Максом пока не научились, Машка только как-то их различала. Глаза у всех миндалевидные, слегка вытянутые, зрачки не оформлены в радужку, плавно переходя от черного к бесцветно стекловидному телу внутри глаза. Головы и места, где у человека брови и ресницы, покрыты пушком, заметные лишь при ближайшем рассмотрении. Четырехпалые. Мизинец, как таковой, отсутствует. Зато большой и три других пальца более чем работоспособны: длинные, а сама ладонь необыкновенно подвижная и эластичная. Заужены в талии. Какие-то худосочные. То ли изголодались, то ли такими и были. И ноги тоже удлиненные, развиты необычайно, приспособленные и плавать, и ходить по земле, и лазить по деревьям. Одеваться предпочитали в серовато-зеленый обтягивающий защитный комбинезон, так что сразу и не поймешь, надето на них что-то или голые.

– Эти из центра вряд ли бросили бы гуманоидов так надолго одних, не имея мысли поселить их тут навеки. И они так думают, но надеются, что про нас вспомнят – Машка вчера сказала. Их вообще в лесу оставили. И никаких стражей у них сроду не было, они в школах все это изучают.

– Мы тут подыхаем, а тем гадам, которые нас сюда засунули, хоть бы что! – бросил Макс с раздражением.

– Зато теперь знаем, что Семиречинская академия – межзвездное учреждение. Вряд ли там есть место человеколюбию. Правильными, мля, еще себя считают.

– Интересно, сколько нас таких? – Макс озабоченно взглянул вдаль, под своды сумрачных джунглей. – Чего доброго, перебьем друг друга, – и смачно выругался, сплюнув. В этих местах даже намека не было, что кто-то в какие-то времена тут жил. Зато змеи водились в изобилии. В последнее время приноровились их ловить, снимать шкуру и жарить колбаски. Ядовитые или нет, проверяли на зелененьких. В этом плане им цены не было.

– Матом не крой, вдруг прослушивают, – предостерег Кирилл. – Маленькие еще.

– Если телепаты, что им мат… Ишь, как стараются контакт наладить, нечета нам, оболтусам, – с иронией оскалился Макс. – Ладно, пошли хворост собирать!

– Слышь, я не понял, а мы куда ползем? – шагая за сосредоточено-задумчивым другом, поинтересовался Кирилл. – Что ищем-то?

– Стороны света… – с досадой бросил Макс, остановившись у свежей навозной кучки. – Тебе ж сказали… смысл! Вот и ищу! Ну-ка, помоги ловушку поставить. Повезет, вечером будет жарить шашлык. Эх, еще бы кетчуп с майонезом! – тоскливо вспомнил он.

– Зато сивухи у нас – пей не хочу, – усмехнулся Кирилл.

– Вот-вот! Как бы с этими зелеными алкашом не стать! Для нас с тобой отрава, а для них… горючее и есть!

Это да! Самогон зелененькие точили с дерева без названия, добывая смолянистый сок. Дерево, не мучаясь изысками, так и назвали: камрад бодяжный. Сначала вытекал сладковато-пьянящий сок, а если упаривать на медленном огне через крышку с трубчатой пружиной, то на конце вытекал самый настоящий спирт, а на дне оставалась сладкая патока, которую использовали вместо сахара.

Не сказать, чтобы зелененькие пили много – пары глотков на день им хватало. Обычно котелок под деревьями оставляли на ночь, рано утром, когда кто-то поднимался готовить для всех завтрак, начинали упаривать. Часа четыре – и фляжки полные. Зелененькие горючку берегли, но, обрабатывая рану Кирилла, не экономили. Зажила она быстро, напоминая о себе лишь шрамом. Как-то слишком быстро, к утру осталась лишь розовая полоска. Гуманоиды то и дело прикладывали руку к ране, втирая сальные выделения, которые кроме всего прочего содержали какой-то природный универсальный антибиотик.

Вообще к зелененьким привыкли подозрительно быстро. Но временами вспоминали, что между ними и людьми пропасть. Им, троим, вся их жизнь была в диковинку и в то, что они о себе рассказали, верилось с трудом. Наверное, их рассказы о себе, уложилось в голове только у Машки. Кирилл и Макс из всего этого поняли, что закрой зелененьких в закрытой банке – не пропадут. Их кожа имела пигмент, подобный хлорофиллу, который усваивал углекислый газ, и вырабатывал кислород, регенерируя поврежденные клетки. На свету в листве они были менее заметны, а в темноте бледнели. Молодые гуманоиды имели окрас салатовый, старики с возрастом становились буро-зелеными с желтоватым или красноватым оттенком, как вся растительность по осени. В организме их жила какая-то микроскопическая хрень, усваивая тот самый углекислый газ и освобождая кислород. Она-то и светилась, когда зелененькие были перевозбуждены или чем-то взволнованы, и именно ее они подсеивали в рану.

И гордились.

Их симбиотический дружок пользовался в галактике огромной популярностью, как наилучший медицинский препарат от всех хворей. В человеческом организме зелень в большинстве своем через какое-то время погибала, но что-то оставалось и дремало до тех пор, пока организму не требовалась помощь. Стоило спорам попасть в то место, где начиналось омертвение тканей, как бактерии тут же брались за дело, образуя нечто вроде смолы, которая становилась тканью в соответствии с генетическим кодом.

Жизнь их у себя дома была не сахар. Планета то и дело впадала из крайности в крайность, вращаясь на орбите двойных звезд. То она оказывалась между двумя солнечными дисками, когда вскипали океаны и пересыхали реки, то до обеих звезд было так далеко, что оставалось впасть в спячку, как впадают в спячку лягушки, змеи, и прочие холоднокровные. Снежные зимы укрывали планету многометровым слоем снега, скрывая под собой самые высокие деревья и огромных животных, подобных стотонному маменхизавру. Вся планета впадала в зимнюю спячку. У них даже рыбы умудрялись зарыться в песок куда поглубже, чтобы пережить тяжелые времена, или замерзала во льдах, не пугаясь, что ее раздавит. Зато в периоды, когда планета была сбоку от звезды, все живое плодилось и размножалось в пышном великолепии, о котором другие планеты могли лишь мечтать.