Николай Захаров - Авантюристы. Книга 6

Адольф спрыгнув с дилижанса на первом же перекрестке и не успокоившись, вернулся бегом назад, чтобы продолжить «разборки» с не учтивым монахом и очень огорчился, не застав его там. Наадреналиненная до предела арийская кровь, требовала активных действий и Гитлер, изрыгая проклятья на головы всем монахам, заскочил в ближайшую пивнушку, где в течение часа набил морды десятерым, получил сам несколько раз промеж глаз и успокоился только, когда вызванная хозяином полиция, заковала его в наручники. Ночь он провел в участке и на следующее утро был выпущен по причине отсутствия заявлений от пострадавших. Хозяин пивнухи удовлетворился возмещением ему ущерба из кошелька скандалиста и тот совершенно опустев после выплат компенсаций и штрафов, вынудил фюрера будущего вернуться на Шиллерплац, чтобы карандашом заработать деньги на обратный билет до Мюнхена. С Эрнстом Юлиусом Рэмом ему встретиться в эти дни так и не довелось. Разминулись, а потом военная судьба разбросала их и вовсе по разным дивизиям, чтобы снова столкнуть лбами в двадцатые годы.

Взяв у кого-то напрокат мольберт, пару скамеек и напялив на голову берет, Адольф выписывал очередных клиентов на листе ватмана /фрау с девочкой лет пяти/ и жутко нервничал. Ребенок попался непоседливый и Гитлеру никак не удавалось поймать сходство. У него прямо руки чесались отшлепать вертлявое исчадие и от этого карандаш трясся, ломая грифель.

– Черт подери,– шипел себе под нос Адольф, в пятый раз его затачивая.

А расшалившаяся девчушка, смотрящая на мир наивными васильковыми глазищами, с огромным розовым бантом в кудрявых, льняных волосах не желая сидеть смирно на жесткой скамье, болтала ногами и вертела головой вслед всем мимо проходящим. А если мимо кто-то проходил с собакой на поводке или проезжал экипаж, то девочка тыкала в ту сторону пальчиком и громко, радостно кричала: – Собацка, лосадка!– Адольф с ненавистью уставился на вертлявую клиентку и еле сдерживая себя, чтобы не нахамить, попросил счастливую мамашу:

– Фрау, вы не могли бы как-то придержать голову вашей дочери на минуту, очень трудно работать.

Мамаша принялась сюсюкать, уговаривая дочь замереть, чтобы «дядя художник видел глазки».

Девочка взглянула на «дядю художника» и встретившись с ним взглядом, так испугалась, что тут же закатила истерику, пнув нечаянно арендованный мольберт. Попала бестия вертлявая, прямо по подпорке и мольберт загремел по булыжникам Шиллерплац.

– Что с тобой, сладкая?– пыталась успокоить дочь мамаша, но та успокаиваться не желала, захлебываясь в реве.

– Извините, мы к вам в другой раз подойдем,– попросила прощения фрау и увела свою капризную дочь, оставив Адольфа копошащегося у треноги без оплаты. Целый час был потрачен впустую и Адольф, раздосадованный неудачей и отсутствием к нему очереди желающих «зафиксироваться» на ватмане, принялся стирать с нарисованной фрау одежду. Хмыкнув и оставив только лицо, он выполнил рисунок в стиле «Ню» и вместо девочки пририсовал рядом с фрау шимпанзе. Увлекся творчеством свободным так, что когда перед ним появились два жандарма-майора, не сразу и внимание на них обратил.

– Порнографию распространяем, молодой человек?– услышал он мужской голос с командирскими интонациями и оторвавшись от мольберта, уставился рыбьими глазами на жандармов.

– Статья уголовная имеется в Австрии по этому поводу,– жандарм явно не шутил.– Вы, молодой человек, не серб ли часом? Что-то мне ваши глаза не нравятся,– глаза у Гитлера слегка подбитые оба, возмущенно блеснули, но он благоразумно сдержался и ответил довольно учтиво:

– Господин майор, я немец. И сербов презираю. Мерзкий народ, так и норовят из револьверов в какого-нибудь вельможу выстрелить. Убийство престолонаследника нашего Фердинанда с супругой в Сараево им прощать нельзя. Такой народ нужно поголовно истребить, что бы другим не повадно было.

– А документы у вас имеются, господин художник?– перебил его жандарм, по-прежнему раздраженным голосом.– Предъявите паспорт и лицензию на право рисовать здесь, на Шиллерплац.

– Какую лицензию?– Адольф так удивился, услыхав о необходимости покупать теперь право на рисование, что даже заплывшие глаза у него раскрылись до нормального размера.

– Обыкновенную, казенную и квитанцию, что все оплачено вперед на месяц,– жандарм требовательно протянул руку в белоснежной перчатке.

– На какой месяц? Я тут проездом на один день из Мюнхена. Поступаю в Академию, привез работы,– Адольф полез в карман и вытащил паспорт.

– На один день? Ничего не знаю. Один день или год, у вас ваши намерения на лбу не написаны. Порядок есть порядок, господин…– Михаил взглянул в документ…– Рабинович Адам. Что ж ты лжешь, морда жидовская, что немец? А вот тут ясно написано, что еврей,– Михаил ткнул обомлевшему Адольфу паспорт в заплывшие глазки и тот отшатнулся, пытаясь навести резкость.

«В участке выдали чужой паспорт по ошибке»,– сообразил он и завопил, оправдываясь:

– Это не мой паспорт! В полиции всучили!

– Заткни хайло, морда жидовская,– оборвал его грубо майор-жандарм.– Думай, что говоришь. Ты утверждаешь, что полиция выдает паспорта немцам еврейские против их воли? Знаешь, что за такое клеветническое утверждение может быть? Тюрьма. Каторжные работы. Лет пять.

– Я не утверждаю что насильно. Ошибочно выдали. Я вчера был арестован по ошибке и там в участке наверное перепутали,– Гитлера трясло.

– Складно поешь. Ошибочно арестовали, ошибочно паспорт еврейский выдали и не мудрено, фотография-то твоя. Взгляни ка,– протянул майор паспорт своему сослуживцу и тот мрачно окинув Адольфа пристальным взглядом, уставился в него, шелестя страницами.

– Вылитый террорист Принцип Гаврила. Уж не братец ли родной его?– высказал второй майор страшную версию.– Пох-о-о-о-ж. Мерзавец. Ты, негодяй, пойдешь с нами. Вздумаешь бежать, пристрелю, как собаку. Шаг вправо, шаг влево – попытка к бегству, прыжок на месте – провокация, огонь на поражение открываю сразу,– жандарм достал из кобуры револьвер и крутнул барабан, проверяя наличие патронов. Патроны в наличии были и жандарм удовлетворенно осклабился.– Уж я-то не промахнусь, господин бомбист, не надейтесь. Забирайте свои скамейки и шагом марш.

Адольф собрал мольберт, сунул его под мышку и второй рукой зацепив скамейки, двинулся в указанном жандармами направлении. Увидев, что его привели в полицейский участок, он обрадовался, надеясь на то, что недоразумение с паспортом быстро прояснится и его выпустят, принеся извинения.

Полицейский участок жил своими разноплановыми заботами и на вошедшего арестованного с жандармами никто внимания не обратил. За стойкой сидел дежурный инспектор и накручивал ручку телефона, надсаживаясь в крике.