Александр Белый - Мореход

— Отлично, — сказал я и хотел было вязать вырубленного человека, но в это время в смежной комнате раздался писк и я рванулся туда.

Тоненькое «И–и–и» стало повышаться в тоне, грозя вскоре превратиться в визг. Женский. На широкой кровати, сунув голову под подушку, но при этом все прочие прелести выставив на всеобщее обозрение, «боялась» молодая женщина. Почему молодая? Да потому, что её формы были гладенькими и упругими.

— Ша!! — прошипел я и припечатал открытой ладонью по аппетитной ягодице.

— Ой! — вскрикнула она и замолчала, а я откинув подушку, удостоверился, что это действительно молодая девчонка, лет пятнадцати–шестнадцати, правда, в темноте она меня рассмотреть не могла, но это неважно.

— Ты кто? — спросил у неё.

— Мия, — пискнула она, прикрыла ладошками рот и широко распахнула невидящие глаза.

— Рабыня она, — сказала подошедшая Илана и добавила, — для сексуальных утех.

— Откуда ты знаешь?

— Вижу полоску над лобком, проверь, это шрам?

Проведя рукой по низу живота, ощутил бугорок, точно такой же, как и в жриц Силары. Подобная стерилизация, когда на животе делают разрез, а затем создают маточную непроходимость, но при этом сохраняют половое влечение и способность к оргазму, очень дорогая. Да и специалистов, которые могут сделать такую операцию очень мало, и секреты они свои берегут вот уже сто двадцать лет очень тщательно. Говорят, раньше что‑то подобное делали с помощью прокола длинной деревянной спицей, правда, смертность при этом была ужасающей.

— Это шрам, — ответил Илане и повернулся к девчонке, — Кто твой господин?

— Мастер Кью, — испуганно пропищала она.

— А сколько жён и детей у господина Ангорниса?

— Не знаю, господин.

— Как так не знаешь, если ты здесь живёшь?

— Я здесь живу всего два дня, господин, а семья господина Ангорниса живёт дома, в столице, — в её словах звучала растерянность.

— Не понял, а это разве не его дом?

— Его, но это вилла, господин, а дворец — в столице, — теперь уже охотно ответила она.

— Ясно, ложись на живот, — сказал ей, и после того, как она послушно улеглась, крепко связал ей руки, ноги, затем оторвал кусок простыни и заткнул рот, — Полежи немного, чуть позже освобожу.

Старика Кью решили не связывать, даже если он вскоре очнётся, то двигать конечностями ещё долго не сможет.

Тюремное помещение, где содержались пленные, располагалось в глубине сада, прошлый раз дважды в день туда заносили котёл с пищей, и один раз двое наших соседей–моряков выносили парашу. Здесь дверь была не заперта, но оказалось, что за нею в свете едва тлеющей лампы спят какие‑то два мужика, о которых ранее даже не подозревал, но не стал заморачиваться и тут же застрелил. Проём со ступенями в подвал, откуда отдавало запахом фекалий и гниющих ран, оказался справа, захватив светильник, мы с Иланой туда и направились.

Чем глубже мы опускались, тем воздух становился всё более неприятным и удушающим. Отодвинув задвижку входа, мы попали в узкий коридор, с обеих сторон которого располагалось по три окованных железом двери. За некоторыми из них слышались стоны и храп.

— Гилон, Гилон, — несколько раз позвал и постучал в первую дверь.

Сначала ничего не происходило, затем за следующей дверью раздался говор и кто‑то хрипло спросил:

— Зачем он тебе?

— Хочу удостоверится, что он здесь.

— Чего тебе надо?! Ты что, пьяный скунс, не знаешь разве, что ранен он?!

— Ну, я совсем не пьяный, и на скунса не похож, — начал отвечать, но меня прервали раздавшиеся отовсюду голоса:

— Дай поспать! Шёл бы ты отсюда!

— Пойду, парни, только вместе с вами, — отодвинув массивную щеколду, отворил окованную дверь, отключил ПНВ и повыше вытащил гнёт масляной лампы, которая осветила забитую пленными камеру, — Это я, Рэд Дангор, сосед ваш.

— Это какой Рэд? Это тот, у которого жена ведьма? А откуда вы здесь взялись? — посыпались вопросы со всех сторон.

— Мальчики, я не ведьма, а видящая, — из‑за спины вышла Илана и во всех камерах немедленно смолк любой шум, — И я вижу, что если вы будете послушны и не будете шуметь, то вернётесь домой благополучно, все останетесь живы и здоровы.

— Говорите, что делать, госпожа, — с кучи соломы встал крепкий парняга, который, если ничего не путаю, служил на корабле Гилона багором (боцманом).

— Открывайте камеры, берите раненных и тихо следуйте за мной, — ответила она, — кстати, в какой из них держат невесту Ларта?

— Так Лола не здесь, госпожа, — сказал боцман, — Её держат в доме вместе с наложницами.

— А её саму наложницей не сделали? — спросила она.

— Не должны, вряд ли, — заговорили вокруг.

— Господин! Господин! — в подвал вкатился Хуа, — Там рабы проснулись и выходят работать по хозяйству.

— Помоги Илане, — сказал ему, а сам поспешил из подвала, но затем остановился и громко сказал, — Предупреждаю всех, если среди вас есть безмозглый идиот, который сейчас начнёт шуметь, качать права, чем взбудоражит пиратский посёлок, пусть лучше сам повесится, иначе мне придётся всех вас кинуть на произвол судьбы и уходить самостоятельно.

В камерах зашумели, но я не стал больше слушать, о чём они там говорят, а побежал наверх. Но Илана наших освобождённых моряков организовала за пять минут, а ещё через пять, тылами увела к причалу. Нужно сказать, что на ногах не стояли лишь четверо, ещё одиннадцать человек имели средний вид потрёпанности, а остальные были легкоранены, но вёслами обещали махать все. Впрочем, ветер почти попутный, поэтому махать им вряд ли придётся.

Вскоре во дворе в воловьей упряжке стояли три двухосные арбы, в доме везде горел свет, один из рабов свежевал ягуара, а остальные выносили и грузили ценное имущество. Особенно мне понравился большой набор серебряной посуды и три десятка красивых позолоченных ламп. Нагрузить всякой всячины можно было очень много, но широко развернуться не позволяло время.

К моменту выезда в одной из арб сладко спал мастер Кью, а рядом с узлами личных вещей выстраивались проживающие в вилле рабы и рабыни. Нам с Иланой давно нужно было увеличить численность говорящего имущества, так как мои домашние полностью «зашиваются», вот и выберем из них нужный контингент, а остальных продадим.

Лола, невеста Ларта, тоже нашлась и сейчас восседала на первой арбе. Все эти дни она жила на женской половине дома под надзором евнуха, управляющего местным хозяйством, который поклялся, что её здесь никто не трогал. Внешне девчонка выглядела нормально, но перед тем, как выводить раненных, Илана у неё всё же спросила:

— Тебя здесь не обидели?

— Обижали, кормили за рабским столом, — недовольно и зло пробормотала та, немного помолчала и молвила, — Взаперти держали.