Марина Клингенберг - Золотой пергамент

— М-м, Артур, — подал голос Кристиан. — Ты уверен, что мы идем, куда надо?

— Абсолютно, — заверил Артур.

Его процессия приковывала к себе много внимания. На трех братьев смотрели кто удивленно, кто с надеждой, а кто и с откровенным вожделением — правда, когда некий пьяный молодой человек получил от Балиана по челюсти за предложение сопроводить «юную девушку к своему очагу», зрители несколько поутихли. Воины с золотыми локонами были им в новинку.

— Ну и сброд! — возмущался Балиан. — Слышали, как он меня назвал?

— Красоткой, да, — усмехнулся Кристиан, крепко держа Юана за руку. Мальчик не возражал. Его постоянно дергали за плащ, говорили непонятные ему вещи. Один даже попытался сорвать с его пояса меч, но, не успел Юан что-либо предпринять, Кристиан так огрел наглеца ногой, что мужчина, отлетев в сторону, остался лежать, не двигаясь. Юан был уверен, что, несмотря на обилие страдальческих лиц, как минимум половина окружающих его здесь людей — преступники и прочие злодеи, и здесь он не слишком ошибался. Поэтому все очень обрадовались, когда грязная, разношерстная толпа осталась позади.

Но стоило им пройти несколько метров вперед, впереди замаячили фигуры в доспехах. Кристиан, Балиан и Юан, не спрашивая, сразу поняли, что это — караул. И растерянно остановились. Но Артур спокойно шел вперед и, увидев, что они замерли, молча поманил их за собой.

— Что еще? Куда? К кому? — встретил их грозным ором первый же стражник.

Артур не ответил. Братья уже начали волноваться, потому как охранник пристально, с подозрением изучал вновь прибывших. Но вдруг черты его лица расслабились, и он устало вздохнул:

— Это ты, Артур? Ну, наконец-то. Эти ребята с тобой? — кивнул он на неразлучную троицу.

— Да, — сказал Артур. — Кристиан, Балиан и Юан.

— Балиан… Юан… — делал какие-то пометки в листе караульный. — Гм, признаться, мы рассчитывали, что они будут постарше.

— Долгая история.

— Ладно, не мое это дело. Приказано — значит, все в порядке. Проходите, — он отдал лист Артуру и кивком пригласил братьев пройти.

Те поспешили принять приглашение и рванули вперед. Следующему караульному Артур отдал врученный ему лист, и тот указал куда-то в сторону. Артур поблагодарил его и повернул налево. Вскоре поодаль замаячили огни домов.

— Что все это значит? — не понял Балиан.

— Помните, я отправлял письмо с предупреждением? — чуть улыбаясь, спросил Артур. — После такого массового и коварного нападения я решил, что стоит подстраховать не только армию, но и нас. Я попросил генерала позволить провести моих спутников — то есть, вас, — через этот караул. Этим путем после объявления войны обычно не пользуются…

— Это как-то связано с теми людьми? — спросил Кристиан. — Мимо которых нам пришлось пройти.

— Ну, грубо говоря, в Станрель теперь никого не пускают, — с несколько виноватым видом пояснил Артур. — Там гарнизон… Людей большей частью выселили, и они пытаются вернуться. Не хотят уходить. Ну и сброду набежало всякого.

— Не слишком хорошо, — сказал Юан.

— Война — жестокая штука, — кивнул Артур. — Но нам повезло, что дали уникальное разрешение. Теперь, будьте уверены, людей Галикарнаса здесь нет.

— Будем надеяться, — задумчиво посмотрел вдаль Кристиан.

Они приблизились к низенькому каменному домику и зашли внутрь. Там было тесно и очень жарко — в очаге полыхал огонь, на котором кто-то готовил еду. Вокруг него расположилось несколько человек. Рядом с каждым высилась груда доспехов.

— Не-не-не! — тут же запротестовал Балиан. — Я лучше на улице.

— Как хочешь, — Артур спокойно улегся на полу у стены. Юан тут же устроился рядом с ним.

— Опять заболеешь, — улыбнулся Кристиан.

Балиан заявил, что не доставит старшему брату такого счастья — а именно «повода поиздеваться» и, пыхтя, удалился. Ночь он провел на траве перед домом, благо было очень тепло. Мимо часто кто-то проходил, и Балиан просыпался. Но то, видимо, были просто караульные. Артур оказался прав — здесь, сразу за усиленной охраной, было вполне безопасно.

Утром, едва взошло солнце, к дому подъехала повозка, запряженная двумя лошадьми. Юан, узнав, что им предстоит поехать на ней, пришел в прямо-таки дикий восторг и первым забрался поближе к лошадям, тайком стараясь схватить одну из них за хвост, но у него ничего не получалось — те были слишком далеко. Балиан и Кристиан, прекрасно все видя, усмехались друг другу.

— Ну, вот и все, — сказал Артур, присоединившийся к ним последним. Кучер хлестнул лошадей, и те сорвались с места. — К вечеру мы будем в столице.

Таранос задумчиво смотрел на огромные горы, окружающие Галикарнас. Некоторые из них были настолько высокими, что упирались своими заснеженными вершинами в облака. В Этериоле, недалеко от Градерона, тоже высились горы, но они совсем не походили на эти. Там это были огромные ледяные стены, созданные для того, чтобы хранить в себе магические сокровища, а здесь — просто заросшие камни. Но какой они были высоты! Таранос не хотел признаваться самому себе, что впечатлен местными природными красотами, и, хмыкнув, вернулся мыслями к Этериолу.

Сообщили ли власти Эндерглида Градерону о похищении пергамента? Если все прошло, как задумано, можно надеяться, что или они этого не сделали, так как уверены, что всему виной проделки соседнего города, и все в нем прекрасно об этом осведомлены, или что Руэдейрхи оценил усилия своих подчиненных и милостиво присвоил себе коварный замысел Тараноса. Однако сам Таранос мечтателем не был и потому понимал: последний вариант — это нечто из области фантастики. Только такие наивные люди, как, например, Арес, могли всерьез поверить, что вечно жаждущий справедливости Руэдейрхи одобрит проход за Врата Рассвета, кражу пергамента и пера и использование их в угоду своих личных целей. Поэтому вариант тут был только один — когда правитель Градерона обо всем узнает, разгневается он или нет, в первую очередь пошлет кого-нибудь в Дилан, чтобы найти беглецов. Но сейчас в Этериоле Врата Рассвета, и можно рассчитывать, что он не пойдет на низкую сделку с Гволкхмэем ради прохода в мир смертных, когда глава Эндерглида уже отправил туда своих людей. В общем, пока все складывалось более или менее нормально. Но думать о будущем тоже следовало.

Изначально Таранос рассчитывал, что о будущем позаботится пергамент — всего-то и нужно, что строчка о мнении Руэдейрхи. Однако теперь об этом плане можно было забыть. Арес ни за что не соглашался влиять таким образом на правителя, а сам Таранос сознавал, что ему к мирозданию лучше не прикасаться. Когда-то он уже был замешан в истории с пером и пергаментом, и не понаслышке знал, что одно неправильно употребленное слово — и не только плану конец, но и собственной жизни. Арес же — другое дело. Писал он складно, и все шло, как надо. Не считая того факта, что якобы слово «воины» сделало из юного жителя Эндерглида достойного противника, хотя Таранос считал все это плодами паникерства Ареса. Какие вообще могут быть речи о достойных противниках, если один из них — спящий на своем посту страж?