Кордвейнер Смит - Инструментарий человечества [сборник litres]

– Именно так!

– Что?

– Ты прав. От него тебе должно хотеться съесть меня. Это мясо.

– Мясо. Чье?

– Не человеческое, – со знанием дела ответила она. – Это животное. Животное, которого люди употребляли в пищу. Ягненок был маленькой овцой. Ты ведь видел овец в Пустошах, да? А каре – это его часть, вот отсюда, из середины. – Она показала на свою грудь.

Мартел ее не слышал. Все его блоки переключились в режим «тревоги», а некоторые – в режим «опасности». Он сражался с ревом своего сознания, заставляя тело побороть возбуждение. Как легко быть сканером, когда, как хаберман, действительно находишься вне своего тела и видишь его только глазами. Тогда телом можно руководить, хладнокровно управлять даже в долгой агонии Космоса. Но осознать, что ты представляешь собой тело, что эта вещь управляет тобой, что разум может ударить плоть и вогнать ее в панику! Это было скверно.

Он попытался вспомнить жизнь до того, как отправился в аппарат Хабермана, до того, как его перекроили для Наверху-и-Снаружи. Всегда ли его терзал поток эмоций от разума к телу и от тела обратно к разуму, настолько сбивавший с толку, что он не мог сканировать? Но в те дни он не был сканером.

Он знал причину потрясения. Несмотря на рев собственного пульса, знал. В кошмаре Наверху-и-Снаружи этот запах пробился к нему, когда их пылающий корабль покидал Венеру, и хаберманы голыми руками боролись с плавящимся металлом. Он просканировал их: все были в «опасности». Повсюду грудные блоки взмывали к «перегрузке» и падали в «смерть», а он перемещался от человека к человеку, расталкивая дрейфующие трупы, пытаясь просканировать всех по очереди, чтобы наложить шину на оставшийся незамеченным перелом ноги, открыть сонный клапан тем, чьи инструменты показывали безнадежную близость к перегрузке. Пока люди пытались выполнять свою работу, проклиная сканера, а он в профессиональном порыве пытался выполнять свою, чтобы сохранить им жизнь в Великой космической боли, Мартел и ощутил тот запах. Запах пробрался по реконструированным нервам, просочился сквозь хабермановы разрезы, преодолел все предохранители физической и ментальной подготовки. В ужаснейший час трагедии Мартел мог обонять. Он помнил, что связь с бурлившими вокруг яростью и ужасом была похожа на неудачный кренч. Он даже прервал работу, чтобы просканировать себя, опасаясь наступления Первого эффекта, который пробьет все хабермановы разрезы и уничтожит его Космической болью. Но он справился. Его собственные инструменты держались в «опасности», не приближаясь к «перегрузке». Он выполнил свою работу и получил благодарность. Он даже забыл горящий корабль.

Но не запах.

И сейчас этот запах снова был повсюду: запах мяса с огнем…

Люси озабоченно следила за ним, как и подобает жене. Она явно думала, что он переборщил с кренчем и вот-вот схаберманится обратно. Она старалась быть веселой.

– Тебе следует отдохнуть, милый.

– Выключи… этот… запах, – прошептал он.

Она не стала задавать вопросов и выключила передатчик. Даже пересекла комнату и возилась с панелью управления, пока легкий ветерок не пронесся над полом и не отогнал запахи к потолку.

Мартел встал, окостеневший и выдохшийся. (Инструменты пришли в норму, только сердце билось слишком быстро, а нервы так и пребывали на грани «опасности».)

– Прости меня, Люси, – грустно сказал он. – Думаю, мне не стоило кренчиться. Слишком быстро. Но, милая, мне требовалось перестать быть хаберманом. Как я могу быть рядом с тобой? Как могу быть мужчиной, если не слышу собственного голоса, не ощущаю движения жизни по собственным венам? Я люблю тебя, дорогая. Неужели я никогда не смогу быть с тобой?

– Но ты сканер! – возразила она с заученной, автоматической гордостью.

– Я знаю, что я сканер. Но что с того?

Она заговорила, словно пересказывая привычную сказку, которой успокаивала себя:

– Ты храбрейший из храбрых, опытнейший из опытных. Все человечество должно почитать сканера, который объединяет человеческие Земли. Сканеры – защитники хаберманов, достойнейшие из людей, и даже главы Инструментария с радостью отдают им честь!

Он возразил с упрямой печалью:

– Люси, все это мы уже слышали. Но окупается ли…

– Сканеры работают не за окупаемость. Они сильнейшие хранители человечества. Неужели ты забыл?

– Но наши жизни, Люси. К чему быть женой сканера? Почему ты вышла за меня? Я человек, только когда кренчусь. Ты сама знаешь, чем я являюсь все остальное время. Машиной. Я человек, которого превратили в машину. Человек, которого убили и оживили для работы. Ты не понимаешь, чего мне не хватает?

– Разумеется, милый, разумеется…

– Думаешь, я не помню своего детства? – продолжил он. – Думаешь, не помню, каково это – быть человеком, а не хаберманом? Ходить и чувствовать почву под ногами? Ощущать честную, чистую боль, вместо того чтобы постоянно проверять свое тело и выяснять, жив ли я еще? Как мне узнать, что я умер? Ты когда-нибудь задумывалась об этом, Люси? Как мне узнать, что я умер?

Она не обратила внимания на абсурдность его вспышки и умиротворяюще произнесла:

– Сядь, милый. Я приготовлю тебе чего-нибудь выпить. Ты перевозбудился.

Он автоматически просканировал себя.

– Вовсе нет! Послушай меня. Как, по-твоему, каково это – быть Наверху-и-Снаружи вместе со спящей командой? Как ты думаешь, каково это – смотреть на них, пока они спят? Как ты думаешь, мне нравится сканировать, сканировать и сканировать, месяц за месяцем, когда я ощущаю Космическую боль, которая атакует все части моего тела, пытаясь прорваться сквозь мои хабермановы блоки? Как ты думаешь, мне нравится будить людей, когда нужно, и заставлять их ненавидеть меня за это? Ты когда-нибудь видела, как дерутся хаберманы? Сильные мужчины дерутся и не чувствуют боли, дерутся, пока кто-нибудь не войдет в «перегрузку»? Ты думала об этом, Люси? – И с триумфом добавил: – Можешь ли ты винить меня за то, что я кренчусь и становлюсь человеком, всего на два дня в месяц?

– Дорогой, я тебя не виню. Давай наслаждаться твоим кренчем. Сядь и выпей.

Он сидел, закрыв лицо руками, а она готовила напиток, используя натуральные фрукты из бутылочек, помимо безопасных алкалоидов. Он тревожно следил за ней и жалел ее, ведь она вышла замуж за сканера, а потом, хоть это было несправедливо, обиделся на то, что ему приходится ее жалеть.

Она повернулась, чтобы вручить ему напиток, и тут зазвонил телефон. Оба подпрыгнули. Телефон не должен был звонить. Они его выключили. Телефон зазвонил снова: очевидно, сработал аварийный контур.

Опередив Люси, Мартел подошел к телефону и посмотрел на него. Из телефона смотрел Вомакт.

Традиции сканеров позволяли Мартелу вести себя грубо, даже со старшим сканером, в определенных ситуациях. Таких, как эта.