Павел Иевлев - Последний выбор

— Всем понемногу, — ответила Ольга.

— А мы где?

— Ты глойти, ты скажи.

— Ничего не помню… Мы же не устраивали групповуху?

— Нет.

— Хорошо. Не люблю трахаться упоротой. То ли было, то ли не было… Переводняк. Поправиться есть чем?

— Пятьдесят грамм, — сказал я строго, — не больше. И большую кружку кофе.

— Сатрапы, — горестно сказала Донка, — изверги. Давайте ваш кофе.

Я притащил из машины походную плитку, котелочек и продукты. На улице день, но почти так же темно — низкие тучи закрыли всё небо, дождь льёт как из ведра. Приготовили походный завтрак, выпили кофе. Донке я, под её горестные вздохи и закатывание покрасневших глаз, накапал в кружку обещанные пятьдесят граммов бренди. Она присосалась к ней с хлюпаньем, сглатывая, как лягушка.

— Зачем мы сюда заехали? — спросила глойти, когда мы, позавтракав, вышли на улицу. — Отвратительное место, ненавижу его…

Мы не стали комментировать тот факт, что это она нас сюда привела. И так всё понятно.

— Поехали, — махнула рукой в сторону трассы.

Дождь льёт и льёт. Приподнятая над местностью насыпь шоссе превратилась в единственное не залитое водой место — поля по сторонам стали озёрами, из которых торчат унылые деревья посадок. Тент УАЗика протекает в десятке мест, под ногами стоит вода, мне на левое колено капает с рамки стекла, лобовик запотевает, дворники не справляются. Да, так себе местечко.

— Тут всегда так? — спросил я, безуспешно протирая стекло рукавом.

— Сколько раз тут ходила — всегда. Как-то раз машина сломалась, так пока деталь подвезли, плесенью покрылось всё, включая мои трусы. А ещё тут жабы размером с собаку. Боюсь даже представить, каких комаров они жрут…

Донка поёжилась, в сырой одежде ей было холодно. Ольга молча подала ей флисовый плед, и глойти быстро в него укуталась.

— Ручки зябнуть, ножки зябнуть… — намекнула она.

— Потерпишь, — сердито сказала рыжая.

— Злые вы… Тут печка есть в этой керосинке?

— Надо останавливаться, открывать кран под капотом. Не хочу мокнуть. Потерпишь.

Донка надулась, и, отвернувшись, стала рисовать пальцем на запотевшем окне каких-то чертей. Вероятно, изображала наш неприглядный моральный облик. Так и ехали неторопливо, пока шоссе не ушло в поворот, а мы — на Дорогу.

На следующем зигзаге обсохли и согрелись — но на мокрую машину села плотным слоем мелкая рыжая пыль выветренных глинистых обочин, покрыв её удивительными градиентами между кровавым и хаки. Сухой горячий ветер равномерно дул в правый борт, переметая узкую прямую трассу пыльными языками. На обочинах торчали то ли пухлые кусты, то ли худые кактусы, солнце жарило сквозь висящую в воздухе пылевую завесу. Пыль, пыль, пыль. Как бы фильтр воздушный не забило.

Потом был горный серпантин с необычайной красоты пейзажем, открывающимся сверху, а за ним — вполне живой срез с широкой четырёхполосной дорогой, по которой в изобилии ехали разнообразные машины. К легковым были приделаны оглобли с запряжёнными в них крупными лошадьми, а у грузовых сбоку кабин красовались пристроенные печки дровяных газогенераторов. На нас, с нашим честным солярным выхлопом, смотрели мрачно, но никаких враждебных действий не предпринимали.

А на следующем участке, посреди пустующей пригородной трассы, прорезавшей низкоэтажную полуразрушенную субурбию, мы встретили караван. Ржавую до невозможности пятидверную «Ниву» и старый облезлый «зилок». У грузовика вместо кузова установлена большая сваренная из ржавой арматуры клетка, и ещё одна такая же — на влекомом им тракторном прицепе-платформе.

Встречные машины, увидев нас, остановились. Я напрягся, Ольга сзади завозилась, пристраиваясь с винтовкой, но Донка оптимистично заявила: «Не ссыте, я их знаю!».

Мы подъехали и тоже встали.

— Привет, Михалыч! — завопила девица, здороваясь с вылезшим из «Нивы» совершенно колхозного вида мужичком, в стоптанных кирзачах, потасканных брюках и грязном тельнике под многокарманной серой жилеткой из сеточки.

— Привет, Доня, кто это с тобой?

— Клиенты, Малки сосватал. А с тобой?

— А, эти, как их… Зоофилы.

— Звероловы, — мрачно поправил его молодой парень, спустившийся из кабины «ЗИЛка».

— Да мне один хрен, лишь бы за проводку платили.

Мне сначала показалось, что в клетки набиты яркие синтетические игрушки. Знаете, такие, здоровые, с длинным кислотного цвета мехом, которые невесть зачем валяются в витринах игрушечных магазинов, и невозможно представить, чтобы кто-то этот кошмар купил. А тут их попинали ногами в грязи и за каким-то хреном натолкали за решётку. А потом одна из этих игрушек зашевелилась, повернулась и уставилась на меня огромными, с кулак, янтарными глазами.

— Они что, живые? — удивилась Ольга.

— Которые не сдохли — те живые, — уныло ответил парень. — Какие-то вялые в этот раз, хорошо, если половину довезём.

— Это шмурзики, — пояснила наша глойти, — их неплохо покупают. Они забавные, если отмыть и вылечить. Некоторые вроде енотов, некоторые — как котики, некоторые ни на что не похожи, но бывают милые.

— Только с каждым разом всё более дохлые попадаются, — пожаловался зверолов, — совсем выродились…

— Выродились, — фыркнула Донка, — да вы же всех здоровых и вывезли. Остались самые негодящие, и потомство от них такое же. Ещё б им не выродиться…

— Не вывезли бы, их всё равно бы кропсы сожрали. Их там расплодилось…

— Много кропсов? — заволновалась девица.

— До жопы. Две покрышки на прицепе сжевали, еле отбились. Так что вы осторожнее там. Так-то сейчас не сезон, но чот их дофига стало.

— А как дорога вообще?

— Зарастает быстро. Но вам повезло, мы пробили до города, знай себе катись. Мы-то в ту сторону три дня ломились… Так что скажи «спасибо».

— Спасибо, — серьёзно кивнула Донка. — Сочтёмся при случае.

— Шмурзик не нужен, кстати? Выберу тебе самого красивого. Там есть такой лиловый с зелёной полосой, красивущий! Правда, блохастый и дрищет жидко, но, может, оклемается ещё.

— Ну, кто едет в Эрзал со своим шмурзиком? — засмеялась девушка. — Если понадобятся, сами наловим.

— Как знаете. Только если говорящие попадутся — не отвечайте, ну их нафиг. Заболтают.

— Да уж знаю, не первый раз.

«Нива» затарахтела дымящим мотором, со скрежетом завёлся «ЗИЛ», и мы разъехались.

— А что за «кропсы»? — спросил я Донку.

— Мелкие зубастые всеядные тварюшки. Их выращивали для утилизации мусора, но после коллапса они расплодились. Теперь настоящее бедствие, жрут всё подряд. Увидите ещё… Пора, уходим на Дорогу. Следующая остановка — Эрзал!

Эрзал пахнет, как политый цветочными духами прокисший суп. Запах густой и плотный, необычайной интенсивности, первые минуты я думал, что стошнит, но потом как-то принюхался. Но зрение травмируется ничуть не меньше — растительность вокруг выглядит, как на мониторе с выкрученной до предела цветностью. Вырвиглазно-красные, режуще-жёлтые и пронзительно-лиловые цветы в изобилии усыпали яростно-зелёные растения. А я ещё удивлялся, что шмурзики такие вызывающе цветные… Да это у них камуфляж! В подтверждение моих мыслей пара больших и пушистых, похожих на покрашенные одуванчики цветов задвигались, повернулись и оказались животным — с ультрамариновой головой, лимонной спиной и пунцовой задницей. Лохматое существо размером с крупную собаку посмотрело на нас добрыми оранжевыми глазами, откусило с ветки мясистый лист и принялось его флегматически пережевывать. Травоядное, значит.